Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)

Если вы, по его мнению, человек не пугливый, то он убеждает вас, что сообщение этих пустяковых сведений вас ни к чему не обязывает, что не чаще раза в месяц вы будете давать эти сведение человеку, который специально посетит вас на дому, что все это останется в глубоком секрете и что эта помощь со стороны ЧК не останется без награды.

— Ну, конечно, — как бы спохватывается следователь, — не подумайте, пожалуйста, что мы предлагаем вам оплату за эти справки. Мы прекрасно понимаем, что вы помогаете нам этими мелочами исключительно из сочувствие нашей власти. Но все-таки, знаете, как никак, а наша поддержка может пригодиться вам в наши трудные времена… — Голос следователя журчит так сладко…

Если, по мнению следователя, вас можно припугнуть, то «меры воздействия» в этом направлении гораздо более разнообразны. Тут пускаются в ход угрозы и ареста, и расстрела, и высылки ваших родных и друзей, снятие с работы и пр. и пр., и все это с соответствующим оформлением — криком, ругательствами, угрозой револьвера и т. д.

Человек морально устойчивый и крепкий, знающий всю технику этого дела, категорически отказывается от шпионской работы. Его отпускают с рядом угроз, обязав молчать об этом разговоре, но обычно больше уже не трогают: он не представляет собою благоприятной почвы для создание секретного информатора для ЧК.

Но многие ли останутся твердыми перед угрозами, соблазнами и напором следователя, веря во всю реальность этих угроз, видя «пустяковые» задание и надеясь, что «все обойдется?» И вот «коготок увяз — всей птичке пропасть». Через некоторое время новоявленного шпиона вызывают в ЧК, хвалят за сведение (хотя он старался собрать самые невинные, пустяковые факты) и дают новые задания, морально не очень тяжелые и технически нетрудные .

На этот раз сведение нужно сообщить какому-нибудь чекисту на частной квартире, а в дальнейшем и в письменном виде. Затем вручают деньги на «технические расходы», дают более серьезные задания, запугивают тем, что из ЧК возврата уже нет, и с усмешкой регистрируют, как нового секретного сотрудника…

Так делает ЧК своих «сексотов» — так обошла она и неопытного юношу.

Дружеская рука

— А почему вы, Григ, согласились?

— Я испугался, — откровенно и искренно ответил юноша. — Вы знаете, я работаю в слесарной мастерской и готовлюсь в ВУЗ. Дома у меня мама-старушка и сестреночка. Знаете сами, как тяжело живется — все всегда полуголодные. Я ведь один кормилец. А следователь сказал, что и меня немедленно арестует, и маму с сестренкой немедленно из квартиры выгонит… И при мне даже ордер на арест и выселение написал. Я и согласился. Дядя Боб, дорогой! Как мне быть дальше? — сказал Григ; и слезы задрожали в его голосе. — Мне стыдно вам в глаза смотреть… Скаут — шпионом стал… Да вдобавок у себя же в дружине…

Юноша замолк и опустил голову на руки.

— Ничего, Григ, — серьезно ответил я. — Не унывайте. Бог не выдаст, ЧК не съест…

С прояснившимся лицом юноша пожал мою руку и ушел.

Скоро и один спортсмен попался в такую же паутину ЧК, и я много времени провел в сочинении для них специальных докладов о нашей работе, которые они заботливо переписывали и с соответствующими инструкциями сдавали в ЧК, как свою «информацию».

А еще говорят — нет чудес!

— Эй, товарищ Солоневич! Зайди-ка наверх — тебе письмо тут есть.

Я поднял голову. Из окна канцелярии военкомата, на 4 этаже, ухмылялось лицо какого-то приятеля.

— Да времени, брат, нет. Брось-ка, голуба, его просто вниз!

Через минуту белый листок конверта, колыхаясь и скользя, упал на мостовую. Я поднял письмо, поглядел на адрес и радостно вздрогнул. Почерк старшего брата… Больше двух лет мы не видали друг друга… Черт побери — значит, он жив и в России!..

На письме был штемпель Москвы. «Каким ветром занесло его в Москву?» мелькнуло у меня в голове, но сейчас же я и сам рассмеялся такому вопросу. Таким же — как и меня в Севастополь. Путанные ветры были в те времена…