Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)

— Чтобы показать, что едет честный человек, который не имеет никаких оснований скрывать свое приближение.

— А зачем ему это?

— Как доказательство благонадежности. Тихо едет — значит, вор подкрадывается. Со скрипом — значит — честный человек. Чем больше скрипу — тем, очевидно, честнее человек!

Нам везет

До Байдарских Ворот оставалось еще километров 20. Смех девушки давно уже замолк, и она с трудом шла, одолевая подъем.

— Что, Оля, устали?

— Немножко, дядя Боб, эти дни спать ведь почти совсем не пришлось. Да и с едой не лучше было. А вчера и сегодня с ребятами возилась, Вере Ивановне помогала. Устала немного. Но ничего, как-нибудь дойдем! — закончила она. Но в ее голосе проскользнули нотки уныние и усталости, и я украдкой с опасением покачал головой.

Это на бумаге, да на карте 90 километров пустяками выглядят… А тут, по горным дорогам! Да еще после таких ударов судьбы, свалившихся на нее, как гром среди ясного неба…

Внезапно сзади, где-то далеко внизу, прогудел рожок автомобиля.

— Вот бы подъехать! — с надеждой сказала Оля и утомленное лицо ее просветлело.

— Ну, что-ж! Попробуем.

Шум мотора зазвучал ближе, и вот, наконец, из-за поворота показался большой открытый автомобиль. Я вынул браунинг и стал посреди дороги.

— Стой!

Скрипнули тормоза. Из-за спины шофера высунулась какая-то толстая испуганная физиономия.

— Что такое? В чем дело?

— Я сотрудник Американского Красного Креста и иду с сестрой в Севастополь. Категорически требую, чтобы вы взяли нас с собой.

— Позвольте! Мы не можем! У нас нет места! — взвизгнул толстяк, а сидевшая рядом с ним пассажирка стала клясться, что машина перегружена.

Шофер, небольшой человечек с сухим твердым лицом молча усмехнулся и с любопытством взглянул на истерически кричавшую полную даму.

Я ясно видел, что машина может достаточно свободно поместить и нас и поэтому, не обращая внимание на взволнованных пассажиров, обратился к шоферу:

— Давайте-ка, договоримся с вами, шофер. Все равно, сестру я к вам посажу, хотя бы и пришлось прибегать к силе. У нас другого выхода нет: не погибать же в пути. А я заплачу, сколько потребуете. Идет?

— Садитесь, — лаконически сказал шофер, берясь за рычаг.

— Одну сестру или оба?

— Садитесь оба, — буркнул он.

Мотор заворчал громче, и мы покатили.

Через несколько минут все мы как-то разместились, утряслись, и возмущение старых пассажиров утихло. Мы разговорились. Мой спутник оказался крупным коммерсантом, не успевшим эвакуироваться и теперь возвращавшимся в Севастополь…

— Так, зачем вам в Севастополь ехать? — удивился я. — Сидели бы себе на даче в Ялте и ждали бы порядка.

— На даче? — переспросил толстяк, и губы его искривились в благодушной усмешке. — Порядок, говорите? Хе, хе… как же!.. Хорошенькая дача, когда кругом палят винтовочки. Порядочек, что и говорить! Нет, уж лучше подальше от таких дач, куда грабители заходят, как к себе домой. Верно, сами видели… Нет уж, такие дачи, знаете, да такой порядок меня не вполне устраивают. Если уж бандиты хозяйничают, как хотят, так уж, по моему, лучше быть поближе к власти, уж какой она бы там ни была… Не люблю я, знаете, сильных ощущений…

Под дулами винтовок

Мы избегали приключений, но тень их уже нависала над нами. На последнем повороте к Байдарским Воротам, у высоких желтых скал, ярко освещенных опускающимся в море солнцем, сбоку прогремело несколько выстрелов, и с полдюжины людей самого мрачного вида окружили нас.

— Сдавайся! — хрипло закричал один из них, держа винтовку на прицеле.

— Будет тебе, дядя, дурака-то строить! — хладнокровно ответил шофер. — Говори прямо, что надо-то?

Бандит несколько растерянно опустил винтовку и мрачно сказал:

— Езжай за нами.

Нам ничего не оставалось делать, как покориться. Мой браунинг был бы слабым оружием в бою с винтовками. Окруженные этим, не очень почетным, эскортом, мы двинулись к длинному зданию — духану.

Разгадку всему этому найти было нетрудно. Дезертиры и бандиты, скрывавшиеся при ген. Врангеле в горах и называвшие себя «революционными партизанами», теперь сбросили политическую маску и занялись своей основной профессией — грабежом, пользуясь отсутствием армии и власти.

— Боже мой! Что с нами будут делать? — спросила шепотом побледневшая дама… Шофер, спокойно переставляя рычаги, опять скупо усмехнулся.

— Да уж, радостной встречи и шампанского не ждите! — И быстро повернув голову к нам, он тихо добавил: — А если валюта есть — засуньте скорей под подушку.

Коммерсант и дама засуетились, пытаясь незаметно снять кольца с пальцев, но было уже поздно. Машина остановилась перед длинным зданием, на дверях которого был прицеплен грязный листок бумаги.

«Военно-Революционный Комитет Байдарской Долины» — с трудом прочел я кривые сторчки, написанные химическим карандашом.

— А ну, буржуи, выкатывайся! — раздались грубые голоса конвоиров.

Из дверей духана вышло несколько пьяных людей, очевидно, и представлявших собой новую «революционную власть».

Один из наших «победителей», видимо, старший, доложил:

— Так что, товарищ председатель, воны на ахтомобилю ихалы, а мы их тута и застукалы!