Молодой Верди. Рождение оперы

— О чем говорить! — воскликнул Солера. — О чем говорить? За это время можно написать не одну, а пять опер.

Верди пожал плечами.

— Ничего, не огорчайся, — хвастливо сказал Солера. — При моей помощи ты, надеюсь, справишься с этой одной оперой. Чудак ты, в самом деле.

— Приходи завтра с самого утра, — сказал Верди. — Начнем работать.

Солера не собирался уходить. Он был очень недоволен тем, как композитор принял известие о предполагаемом составе труппы на карнавальный сезон 1842 года. Он ожидал совсем другого эффекта, и он не мог уйти, не вознаградив себя за неудавшийся сюрприз. Он искал, что бы ему такое сказать, чтобы вывести композитора из себя. Однако ничего такого он придумать не мог.

Верди сидел у стола. Он, казалось, перестал замечать Солеру. Либреттист стоял посреди комнаты.

— Смотрю на тебя, — сказал он, — и думаю: везет же человеку, просто удивительно везет.

— Это ты про кого? — спросил Верди.

— Да про тебя, боже мой, про тебя, конечно. Приезжает этакий молодой маэстро из глухой провинции, приезжает с готовой партитурой оперы, хорошей оперы, кстати сказать, но написанной, между нами говоря, на никуда не годное либретто. Приезжает этакий провинциальный молодой маэстро искать счастья в Милан, приезжает в первый раз — и, пожалуйста, сразу находит такого либреттиста, как я, и такую покровительницу, как Джузеппина Стреппони. И вот, написано изумительное либретто, опера поставлена в Ла Скала, в первом театре мира, и имеет успех. И все это сразу по приезде. Как в сказке! Как по мановению волшебного жезла! Нужен человек, слово которого — закон для импресарио, — пожалуйста, есть такой человек; нужен поэт-либреттист, который из беспомощных виршей сделает подлинное произведение искусства, — есть такой человек! Все к услугам молодого угрюмого маэстро!

— Это не так, — сказал композитор.

— Что не так? — вспыхнул Солера. — Ты мой должник на вечные времена. Мой и, пожалуй, синьоры Стреппони, — прибавил он, подумав.

— Не сразу, — сказал Верди. — Это сделалось не сразу. Я приезжал с готовой оперой в сентябре тридцать восьмого года и очень мучился, и мне тогда ничего не удалось. Я уехал, не зная даже, здесь ли ты. Я ни разу тебя не встретил. Только слышал о тебе мельком.

— А что ты слышал?

— Ничего особенного, — сказал композитор.

— Пусть так, — сказал Солера, — все равно тебе везет.

— Ладно, — сказал композитор. — Приходи завтра с утра. Начнем работать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Солера ушел. Стемнело. Ночь в это время года наступала сразу. В доме было тихо. Верди чувствовал себя усталым. Ему было трудно встать и зажечь лампу. Он сидел с открытыми глазами и смотрел в темноту.

Конечно, Солера мог не знать о том, что он приезжал в Милан в сентябре 1838 года. Конечно, конечно, Солера мог не знать этого. Этот приезд не был таким значительным событием, о котором следовало бы знать Солере. Но для композитора это, несомненно, было событием. Большим и важным событием! Он приехал тогда потому, что партитура «Оберто» была давно закончена, а ему все еще не удалось увидеть оперу поставленной на сцене. Он решил попытаться пристроить оперу в какой-нибудь из театров Милана. Все равно в какой — лишь бы она была поставлена. Он был уверен, что это ему удастся, вернее, он не позволял себе сомневаться в этом. Он жил этой мыслью несколько месяцев. Он задумал ехать тотчас по окончании учебного года и не хотел откладывать поездку ни на один день.

Он решил ехать в первых числах сентября. Его отговаривали. Даже синьор Антонио как-то раз сказал: стоит ли ехать в Милан в такие дни? Вряд ли добьешься чего-нибудь, пока не кончатся коронационные торжества.

В сентябре предстояла коронация Фердинанда I, императора австрийского. В Милане. В соборе. Но композитор не хотел считаться с этим. Он хотел как можно скорее ехать в Милан. Он думал ехать один. Он отказался от мысли ехать с Маргеритой с болью в сердце. Ему хотелось, чтобы жена всегда была с ним. Но денежные средства не позволяли этого. Расходы на их жизнь в Милане были ему не под силу. Он часами ломал голову над разрешением задачи, как взять Гиту с собой в Милан. Но задача оставалась неразрешимой. Средств не хватало. А просить нужную ему сумму в долг он не хотел. Даже у тестя, даже у добрейшего синьора Антонио. Он отгонял от себя этот соблазн. Он не хотел обращаться к синьору Антонио с такой просьбой. Он слишком многим был обязан синьору Антонио.

Но когда умерла дочка, малютка Вирджиния, они с Маргеритой решили не расставаться. Они решили это порознь, каждый для себя, но получилось так, что они заговорили об этом одновременно и заговорили как о деле решенном. И конечно, как и следовало ожидать, им помог синьор Антонио. Помог так, как он один умел это делать. Он дал недостающие им на жизнь в Милане деньги и предоставил в их распоряжение лошадь и коляску, чтобы они могли спокойно доехать до Пиаченцы. Оттуда в Милан шла почтовая карета.