Молодой Верди. Рождение оперы

Когда дверь была открыта до половины, из темноты коридора выступила человеческая фигура. Человек, идя на цыпочках, перешагнул порог, но дальше не пошел и тут же, у порога, повернулся спиной к комнате. Стараясь не шуметь, он стал закрывать дверь за собой так же осторожно и аккуратно, как только что открывал ее. Затем, приложив палец к губам и все еще идя на цыпочках, он направился к Верди. Он шел, балансируя руками, нелепо раскачиваясь и подпрыгивая, точно ступал по горячим угольям. При малейшем скрипе половицы он застывал с поднятой ногой. На человеке было дорожное пальто с короткой пелериной. Шея человека казалась чудовищно толстой — поверх воротника она была закутана шарфом из какой-то необыкновенно мохнатой шерсти. Человек подошел к кровати. В правой руке он держал небольшой баульчик. Старомодный матерчатый баульчик явно свидетельствовал о том, что его хозяин провинциал, редко бывающий в столице.

Свеча на стуле возле кровати неожиданно затрещала. На светящуюся точку налетела маленькая серая бабочка. Пламя вспыхнуло и вытянулось ярким язычком. Человек остановился. Он был молод, среднего роста, довольно полный. Лицо его расплылось в улыбке. Этот человек был Джованни Барецци.

Верди обомлел. Этого гостя он никак не ожидал. Появление Джованни, да еще в такой неурочный час, не предвещало ничего хорошего. Несомненно, он был послан из Буссето с дурными вестями. Улыбка на его лице казалась Верди неестественной. Композитор не мог побороть охватившего его волнения. Он судорожно стиснул руки. Пальцы в суставах хрустнули. Итак, опять несчастье? По-видимому — так. Ну, что ж? Жизнь страшна. Он заранее готов к ударам судьбы. Он даже ждал их. Но никто не должен знать, что происходит у него в душе. Никто! Поэтому он высоко поднял голову и почти враждебно, резким, не свойственным ему голосом закричал на Джованни:

— Говори! Что случилось?

— Тише, тише! — Джованни в ужасе замахал на Верди руками. — Чего ты кричишь? Кругом спят! Ничего не случилось. Боже мой, какой характер! Дай отдышаться. Я ведь здорово устал. Да и замерз чертовски.

И, не дожидаясь приглашения, Джованни присел на краешек кровати. Не спеша Джованни стянул с озябших рук перчатки и аккуратно положил их рядом с собой. Затем, мотая головой, он принялся освобождать шею от красного шарфа, которым она была закутана. Это тянулось долго, целую вечность, как казалось Верди, — шарф был очень длинным. Композитор ждал. Выражение лица его было суровым, даже жестоким. Он смотрел на Джованни в упор. Зрачки у него были неестественно расширены. Они выглядели, точно разлившиеся чернильные пятна. От этих пятен светлые глаза Верди казались черными и взгляд остановившимся, почти безумным.

— Боже мой, какой характер! — повторил Джованни с укоризной. — Я уже сказал: ничего не случилось. Что тебе надо? Не смотри на меня так! Если хочешь знать — сломалось колесо. Только и всего.

Верди едва владел собой. Существовала же серьезная причина, по которой Джованни прибыл в Милан. Антонио Барецци был строг и расчетлив. Он не разрешал бессмысленного расходования денег и не баловал детей поездками в столицу без определенного и важного дела.

Джованни не догадывался о переживаниях Верди. Он жаждал сочувствия. Вполголоса, сипловатым басом, он продолжал жаловаться:

— Ай-яй-яй, до чего же я закоченел! Столько времени на дожде! На холоде! На ветру! Подумать только! — Джованни чихнул. — Прошу покорно, — сказал он и чихнул еще раз. — Вот и результаты. Теперь мне долго не разделаться с этой простудой. — Он стал обшаривать карманы в поисках носового платка и долго не мог его обнаружить. Он шарил и потихоньку ворчал.

Верди не мог больше сдерживать обуявшего его волнения. Очевидно, произошло нечто ужасное. Такое ужасное, что Джованни не решается сообщить ему и сознательно оттягивает минуту выполнения тяжелого обязательства. Он нарочно отвлекает внимание Верди нелепым пересказом дорожных злоключений. Джованни расстегнул пальто и вытащил из внутреннего кармана клетчатый носовой платок. Он стал его развертывать — тщательно и неторопливо.

Верди не выдержал. Он ударил кулаком по подушке. Он задыхался. Прерывающимся голосом он выкрикивал бессвязные слова, обрывки фраз.

— Говори! Что случилось? Говори! Сейчас же! Или тебя щипцами за язык тянуть?

— Боже мой! Боже мой! — Джованни жалобно застонал. Он не на шутку перепугался. — Да ничего не случилось! Подожди! Ты не видишь — у меня насморк! Что за деспотизм! Ай-яй-яй! — Джованни качал головой и быстро причмокивал языком. — Ай-яй-яй! — Он был огорчен и обижен.