– Еще когда вы только прибыли, сир, я имел честь заверить вас, что чем больше в Лувре гугенотов, тем лучше. К сожалению, некоторые из них только что от нас ускользнули. Но, слава святому Варфоломею, вы пока еще здесь. – В ответ на эти слова Генрих, со всем пылом своих восемнадцати лет, закатил ему пощечину и пошел дальше. Он еще успел увидеть растерянное лицо побитого. Но когда ему вслед бросились вооруженные люди, он услышал, как капитан крикнул: – Стой! – Де Нансей заскрежетал зубами, потом бросил: – Успеется.
Из замка доносилась громкая танцевальная музыка, окна были открыты, в рассеянном свете ряды фигур сходились и снова расходились. А Генрих стоял внизу, ища взглядом Марго – пора уже было опять ее найти. Все новые неожиданные события удерживали его вдали от нее, а сама она не оставляла ему ни следа, ни весточки. Он смотрел вверх, из темноты, в неизвестное, и сердце у него усиленно билось. Наверное, сейчас в этом желтом рассеянном свете, в мягких волнах музыки она совершает свои изысканные и несравненные движения, ее руки и ноги словно парят, и она улыбается, точно маска безупречной красоты. Но мы и не безупречны и не изысканны, Марго, когда мы наги! Он вцепился обеими руками в ветви вьющихся роз, достигавших раскрытого наверху окна. Уколы шипов были ему приятны; ты посылаешь мне в дар эту боль! Он, наверное, влез бы по шпалерам, но, на беду, из нижнего этажа вывалились пьяные швейцарцы, им надо было облегчиться – и непременно на розы и на влюбленного. Он проскользнул в комнату, а они заревели от хохота над своей проделкой.
Это была караульня, ее освещал тусклый неверный свет нескольких факелов, внутри никого не было, только четыре каменные фигуры поддерживали какое-то подобие церковной кафедры. В смежное помещение вели ступеньки, споткнешься об них – и не знаешь, куда упадешь. Высокие своды, наверху – бал, но сюда доносятся только смутные отзвуки, напоминающие рыдание скрипок, и здесь почти темно.
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
– Конечно есть, – ответили сразу два голоса, и Генрих, который был сейчас особенно чуток и насторожен, узнал их. На фоне мрака он различил шевеление беловатых фигур.
– Д’Анжу и Гиз! – тут же воскликнул он, направляясь к ним. – Первые весельчаки на моей свадьбе.
– Это ты, Наварра? – уронил д’Анжу с обычной сухостью. – Твое дело плясать да в постели валяться. А наш удел – заботы. Эй! Свету! – проговорил он, не повышая голоса, однако никто его не услышал.
– Любопытно, какие это у вас заботы. Ведь я знаю, вы мне друзья – без страха, без фальши. Таких я люблю.
– Мы и есть такие, – сказал Гиз. – И мы изо всех сил стараемся, чтобы в Париже не вспыхнул бунт по случаю твоего брака.
– Не любят они здесь еретиков. Эй, свету! – пробормотал д’Анжу.
А Генрих сказал:
– Поэтому вы, – особенно ты, Гиз, – непрерывно и стягиваете сюда войска, а сами распространяете по городу слухи, будто тут кишит солдатами господина адмирала.
– Эй, свету… Это не имеет значения: они же помирились, Колиньи и Гиз. Мой августейший брат помирил их.
На этот раз свет появился: вошел Конде, кузен Генриха. Его сопровождало множество слуг с канделябрами.
– Я тревожился за тебя, кузен. Хорошо, что ты оказался в столь надежном обществе.
– Они помирились, ты уже знаешь об этом, Конде? Гиз и Колиньи порешили быть друзьями – из послушания королю. – Свечи осветили все лица. Генриха охватило новое неудержимое желание пролить и на все положение дел такой же резкий, беспощадный свет. – Еще твой отец, Гиз, и все твои родственники желали смерти господина адмирала; но они были далеки от удачи, и он сам раньше умертвил твоего отца. С тех пор каждый из вас загорается от другого этой жаждой мести: каждый новый Гиз от того, который уже существовал до него.
– Эй, свету! – снова крикнул д’Анжу в растерянности, хотя он был ярко освещен.
Гиз повторил с непоколебимым апломбом:
– Я помирился с Колиньи. Несмотря на это, он вызвал сюда свой гвардейский полк, но я все равно доверяю ему.
– Адмирал неповинен в смерти твоего отца. Он клянется в этом, – настаивал Конде.
– Так же верны и мои клятвы.
– Давайте сыграем в карты, – предложил д’Анжу.
– А все же тебе хотелось бы его убить, – проговорил Генрих, не подсаживаясь к ним. Принесли карты, перетасовали их, никто, казалось, не расслышал его слов. Вдруг Конде стукнул кулаком по столу.
– Старик всему верит, оттого что Карл называет его отцом. Его жена уехала в их замок Шатильон. Да и ему самому давно следовало быть в безопасном месте.
– Почему ты не садишься, Наварра? – спросил д’Анжу; он как-то неясно произносил слова, его толстая губа дрожала. Принца мучил страх.
– Оттого, что я иду наверх, к королеве.
– Ну и иди! Твой брак принес мир. Хорошо, если бы празднование твоей свадьбы продолжалось вечно.
– И потом, я хочу посмотреть, сколько еще не хватает и моих людей, и ваших. Что до твоего капитана Нансея, то теперь мне ясно, какая служба его задержала. А куда запропастился тот человек, которого ты тогда нашел у себя под кроватью, Гиз? Кажется, некий господин де Морвер?