Молодые люди

Какое счастье, что Румянцев отличил ее от других с первых же выступлений на сцене (нет, еще раньше, в последнем классе школы!) и работает с нею, всегда помогает ей.

Дорогой Саша! Ей захотелось поскорее увидеть его, но сказали, что он уехал из театра около часа назад. Тогда она кинулась к телефонному автомату в служебном проходе. Здесь много знакомых торопятся в обе стороны, показывая свои пропуска старенькому служителю в форменной серой с блестящими пуговицами тужурке. Наташа в узенькой будке автомата держалась бочком, прячась от товарищей, не умея скрыть охватившую ее радость и стесняясь выказывать эту радость напоказ всем сквозь стеклянную дверцу будки. Она позвонила Румянцеву домой. Сашина жена удивилась: «Разве он не в театре?» — «Нет. Кажется, нет». — «Странно. Он сказал, что вообще сегодня вернется домой только поздно ночью, потому что…» — «Да, да! Сегодня вечером у нас два концерта, в Центральном доме железнодорожников и в Доме архитектора. Простите, — извинилась Наташа, — я, должно быть, плохо искала…»

И снова обегала она залы, фойе, кулисы, буфет, — напрасно.

Увиделась она с Сашей Румянцевым у себя дома, в час, когда, пообедав и освободившись от совместных с бабушкой хлопот по домашнему хозяйству, улеглась в халатике на диван отдохнуть перед вечерними выступлениями.

Бабушка, как всегда, занялась проверкой и подготовкой ее театральных костюмов и танцевальных принадлежностей… Милая бабушка!.. Слишком рано осиротев, совсем еще маленькой девочкой, Наташа переселилась сюда, и старушка так заботливо, так любовно охраняла все ее детские и школьные годы. Наташа выросла, стала артисткой, но и до сих пор бабушка живет одной с нею жизнью. Вот и сейчас, чтобы дать ей хорошенько отдохнуть перед концертом, бабушка сама проглаживает ленты, передничек, а обнаружив в трико маленький изъян, тут же поспешила заштопать его… Она еще не покончила с этими работами, как пришел Румянцев.

Наташа рванулась к нему с дивана и, прежде чем разобралась в своих поступках, уже обнимала и целовала его. Опомнилась она, заметив недоуменный и укоряющий взгляд бабушки поверх низко опущенных очков.

— Ничего, ничего, — сказала Наташа, оправдываясь, — Саша мой лучший друг… Я ему всем-всем обязана. — Она обняла его за плечо и прибавила: — Спасибо тебе. Большущее спасибо за Марию!

Румянцев снисходительно улыбнулся, но тут же и поморщился болезненно, прикрыв веки и закусив губу.

— Что с тобою?

— Ужасно колет в пояснице, — пожаловался он. — Должно быть, растяжение.

Обе вместе, Наташа и ее бабушка, стали сочувственно расспрашивать, как именно болит, от каких движений боль чувствительнее, при каких обстоятельствах она началась… Выяснив все особенности растяжения — этого профессионального и часто повторяющегося недуга, для борьбы с которым выработалось много надежных и быстродействующих домашних средств, — Наташа распорядилась:

— Горячую ванну! Бабушка, живо!.. Градусов на сорок! Не стесняйтесь!

Бабушка тотчас отправилась исполнять поручение.

— Та-ак… А после ванны лежать неподвижно часа полтора-два! — таким же распорядительным тоном обратилась она и к своему гостю. — Потом массаж. Я знаю как… Сама сделаю… Ой, Сашка милый, я весь день тебя нынче искала, — возбужденно призналась она. — Ну, рассказывай, как это вышло. Очень пришлось тебе уламывать Сатрапа?

«Сатрапом» втайне окрещен был заведующий балетной труппой ввиду суровости облика и непререкаемой манеры в суждениях и действиях.

— Да, уже с месяц, пожалуй, как я его обхаживаю… О, черт! — снова покривился Румянцев от острой боли. — Это у меня сегодня в классе после прыжков сделалось… Ничего… Ничего, Наташа, со мной не пропадешь… Ой!.. Боюсь — смогу ли нынче танцевать?

Румянцев после горячей ванны, плотно укрытый пледом, уснул на диване. Наташа с бабушкой перебрались в другую половину комнаты, за фанерную, оклеенную обоями перегородку и тихонько зашептались здесь.

Бабушка попрекнула внучку, что распустилась она, бесстыдница: женатому человеку на шею бросается. Наташа, подавляя смех, доказывала, что ничего зазорного в этом нет. Ну, раз он так много делает для нее, она и благодарна ему от всего сердца! Только и всего!

— Спит у нас. Люди, не дай бог, увидят. Что подумают?

— А мне все равно, что люди подумают. Мне важно, чтобы ты ничего не думала, — раз. И чтобы он непременно здоров был и танцевал как следует, — два.

Спит, подумаешь, грех какой! А вот он еще проснется через два часа или она сама разбудит его — и тогда собственными руками будет мять ему поясницу, долго и крепко, насколько сил хватит, и шлепать будет ладонями по голой спине докрасна… «Ужасно? Да?» С посторонним, да еще к тому же и женатым человеком!.. «Стыд и позор? Да?»

Бабушка неопределенно ворочала головой в разные стороны, чтобы уклониться от ищущих взглядов внучки. Она не решалась утверждать, что все это «ужасно» и «позор», но и не хотела, не умела мириться с подобными вольностями.

Наташа, почувствовав это, продолжала ей втолковывать шепотом: