МоLох

Вконец обиженный Миллер заковылял обратно, на опушку леса, а компания двинулась к озеру, продолжать поиски. Гольдман осуждающе молчал, Кася убежала вперед, ей надоело слушать, как взрослые ругаются.

— Андрей, ты жесток, — попеняла Боброву Бетси, не выдержав напряженного молчания. — Я без симпатии отношусь к Олегу, но разве он виноват в том, что глуп? Может, у него и в самом деле была родовая травма? Что мы вообще про него знаем? Кроме того, что он играет на гитаре и у него прекрасный голос?

— Да, что мы вообще про него знаем? — скептически спросил Бобров. И внезапно встал. — Гитара, господи!

— Что такое? — остановился и Гольдман.

— Так, ничего, — пробормотал Бобров. — Да, нет, не может быть… Я сейчас проверю.

— Что проверишь? — остановилась и Бетси.

— Вы, ребята, идите к озеру, а я вернусь в домик.

— Зачем? — хором спросили Осип и Бетси.

— Извинюсь перед Олегом. Я и в самом деле, был груб. Я его догоню.

И Бобров рванул по узкой тропинке на опушку. Он рассчитывал, что поскольку Олег хромает, то догнать его не трудно. Но ошибся.

Когда Бобров выскочил на опушку, Олега там уже не было. Бобров, прищурившись, посмотрел на ближайший к лесу коттедж. Ему показалось, что дверь еще вибрирует, будто ее только что закрыли. А лучше сказать, захлопнули с силой.

— Быстро же он бегает для человека со сломанным пальцем, — пробормотал Бобров, холодея.

Этот синий капроновый шнурок не давал ему покоя. Которым задушили Липкину, и который показал Боброву следователь во время допроса. Руки, затягивающие шнурок. Длинные, гибкие, музыкальные пальцы…

Бобров, задыхаясь, взлетел по ступенькам крыльца и рванул на себя дверь. Он вдруг испугался, что она заперта изнутри. Но Миллер торопился. Бобров услышал его шаги наверху, в мансарде и заорал:

— Миллер! Ты кое-что забыл!

Шаги наверху замерли. Бобров оглядел комнату. Вещи валялись в беспорядке, только гитара Миллера аккуратно стояла у стены, в новеньком черном чехле. «Вот что я искал», — подумал Бобров. «И если бы я обратил на нее внимание ночью, когда пришел спать, ничего бы этого не случилось».

Потом он спохватился: Мартин! И вновь заорал:

— Миллер! Иди сюда! У меня к тебе вопрос!

Поскольку Олег не отвечал, Бобров понесся наверх. Он даже не успел испугаться. Но на верхней ступеньке споткнулся впопыхах, и чуть не загремел на пол. Зато и Миллер потерял равновесие. Он хотел ударить, и уже занес руку, но когда кулак просвистел мимо, упал, сбив и Боброва, они покатились по узкой лестнице, наползая друг на друга, как костяшки домино. Миллер беспорядочно замахал руками, и даже лягнул Боброва ногой. На что был достойный ответ, Бобров его боднул, целясь в живот, и получил передышку.

В конце концов, бодаясь и лягаясь, они сползли вниз, в комнату. Оба тяжело дышали. Бобров едва успел отползти от вновь занесенного кулака. И тут он увидел глаза Олега. И устало подумал: «Да какой же он тупой».

Взгляд у Миллера был ясный, умный и цепкий. Выражение лица изменилось. С него словно сползло сусальное золото, как с церковного купола, исполосованного градом. И вся невинность Олега, его простота, добродушие и уж конечно тупость, оказались поддельными.

— Догадался, да? — спросил он с кривой усмешкой. — Умный. Этот тоже умный, — Олег кивнул наверх, где спал Мартин, который вдруг протяжно застонал во сне. — Не сдал меня. Дух противоречия, видишь ли. Дурак! — он презрительно сплюнул.

— У твоей гитары новый чехол, — хрипло сказал Бобров. — А что случилось с мешком, в котором ты раньше ее возил? Водонепроницаемый мешок темно-синего цвета, насколько я помню. Кулиска, в которую был продет синий капроновой шнурок. Я еще думал: какой противный цвет. Ты потерял шнурок, Олег? Мешок стал негоден? А новый купить? Не мешок, шнурок. Всего лишь шнурок… Нет, ты предпочел купить чехол. Твоя единственная любовь… Гитара…

— Ах, вот оно что! — удивленно протянул Миллер. — Но где ты его, черт возьми…

Он не договорил. Бобров весь подобрался, но увернуться от нового отчаянного броска Миллера, которому терять уже было нечего, не успел. Олег был намного выше, крупнее, и, как оказалось, физически необычайно силен. Кто бы мог подумать, что в этом туповатом на вид золотоволосом красавце с бархатным баритоном столько отчаяния и злости! Бобров почувствовал, как пальцы Олега тянулся к горлу и подумал: «Мне крышка». Его собственные пальцы шарили по полу в поисках хоть какого-нибудь предмета. Ударить им Олега, или хотя бы ткнуть… Сделать что-нибудь…

Зазвонил телефон.

— Олег, возьми трубу, — прохрипел Бобров.

— Достал… со своими… приколами… — Миллер придавил его своим крупным телом, впечатал в пол, подмял, и, брызгая слюной, прошипел: — Ненавижу… Москвач… ублюдок…

Уже теряя сознание, Бобров сквозь пробки в ушах, словно сквозь вату, услышал, как хлопнула дверь. И удивленный голос Протопопова:

— Мужики, че это вы затеяли, а?

Когда Бобров пришел в себя, то увидел, что Миллер лежит на полу без сознания, а над ним нагнулся Колька, на лице у которого написано несказанное удивление.

— Че это он, а? В глаз мне засветил. Андрюха, че происходит?