МоLох

— Коля, это он, — Бобров потрогал распухшую, расцарапанную ногтями Миллера шею. Говорить было больно. — Он убийца.

— А я вот, глянь, бля, штаны порвал, — Колька повернулся к нему задом, показав треснувшие по шву спортивные штаны. — Неудобно перед девками: труселя видать. А они, бля, в цветочек. Мне и без того проходу не дают. Ржут все, грозятся Зинаиде позвонить, рассказать о моих подвигах… Вот, переодеться заскочил… А тут вы по полу катаетесь. Я его за шкирку взял, хотел от тебя оттащить, а он мне ка-ак засветит! Ну, Олежек, ну, бля, гитарист!

— Меня спасли спортиные штаны, — через силу улыбнулся Бобров. — Это хорошо, Николай, что ты так отъел свою … опу.

Миллер застонал и заворочался.

— А хорошо ты ему засветил, — тускло улыбнулся Бобров. — Он пришел, чтобы Мартина убить. Притворился, будто палец сломал.

— Да ты можешь толком объяснить, че здесь происходит? Че он кинулся-то на меня, а?

— Ох, и тупой ты, Коля, — вздохнул Бобров. — Это ведь так удобно: тупить. Переспрашивать все по нескольку раз, задавать глупые вопросы. А на самом деле, очень даже не глупые. Ты вот что: свяжи-ка его. А то он в окно сиганет.

— Не, не пролезет, — Протопопов с сомнением посмотрел на окно и на лежащего под ним высокого, крупного Миллера. — А связать, что ж… Это можно. А то, как зверь кидается. Рефлексы мои проверяет, бля. Не, ну дела!..

…Пока на турбазу ехала полиция, Байдашев с Квашниным допрашивали Миллера. Его завели в гостиную, в коттедже арендованном Квашниным, столпившимся у крыльца «счастливцам» Свежевский важно сказал:

— Преступник, граждане, задержан силами нашей службы безопасности. Вам все разъяснят. Отдыхайте пока.

Сама «служба безопасности» на всякий случай встала в дверях. Миллера хоть и связали, но терять ему было нечего. Поэтому Колька Протопопов караулил каждый его жест, хотя все еще не понимал: как такое могло случиться? Олег — убийца?!

— Где труп? — первым делом спросил Байдашев, который тоже пока не верил, что тот, кого он меньше всего подозревал и оказался преступником.

И его задержал Бобров! И вычислил Бобров! Этот рефлексирующий интеллигент, бывший наркоман, явный неудачник. Байдашев изо всех сил пытался доказать, что Бобров ошибся. Красивый глупый Миллер, любимец чацких старушек, не в состоянии убить трех человек! Причем, одного из них зверски, нанося один за другим удары молотком по голове, пока кости черепа и мозг не превратились в кровавую кашу! А потом хладнокровно замести следы, залив место преступления вонючим самогоном. Миллер?! Да не может быть!

— В лодочном сарае, — Миллер сплюнул на пол кровь. В сердцах Протопопов зарядил ему еще раз, когда вел на допрос. Губы у Олега были разбиты, и боль его отвлекала от мысли, что это все, конец. От растущего отчаяния, грозящего перейти в панику.

До сегодняшнего дня он был до предела собран. Хотя, нет. Сорвался он вчера, когда Квашнин сказал о преступной группе. О том, что в банке «Счастливый» работают двое ее членов. И Миллер понял, что московские вычислили Шурочку. С тех пор он плохо соображал, что делает.

Шурочка была глупышкой. Ей очень уж хотелось замуж. Или хотя бы любви. Олег убедил ее, что с Липкиной у него чисто деловые отношения. Так, дергая за ниточки двух женщин, обещая каждой одно и то же и прося пощадить чувства другой, он забирал себе почти все деньги. Он планировал сбежать, как только денег будет достаточно. Уехать в Сочи, или в Крым, где купить уютный домик, если уж не удастся сбежать за границу, поменяв рубли на валюту. Пока Олег боялся это делать, суммы требовались крупные, и все операции прошли бы через Боброва. Который вдруг заинтересовался кражами. Миллер не хотел рисковать.

Его давно все достало здесь, в маленьком грязном провинциальном Чацке. Который загибался, и где работы скоро не будет совсем. Миллер прекрасно понимал, что его должность не нужна, и под сокращение он попадает первым, если чацкий филиал совсем не прикроют. Достойной работы в городе и сейчас не найти. Не в охранники же? Надо уезжать отсюда, как можно скорее. Миллионов десять Миллеру бы хватило, чтобы обустроиться на новом месте. А там найти еще какую-нибудь дурочку, возможно даже, и не одну. С деньгами, или тоже с домиком. Стосковавшуюся по любви женщину средних лет, ждущую принца. Эту роль Миллер примерил на себя еще в юности, и понял: подходит. Для того и гитара, и душещипательные романсы, и есенинские кудри. Он и не женился, чтобы оставаться принцем. Мечтой обделенных вниманием женщин.

Эх, чуть-чуть не хватило! Принесла нелегкая в Чацк этих москвичей! Их, а в особенности Боброва, Миллер ненавидел так яростно, что еле сдерживался. Чего ему стоило разыгрывать тупицу!

И сейчас он видел перед собой не перекошенное от злости лицо Байдашева, а море. В голове шумело. Это бились о берег волны…

— Она в лодочном сарае, в углу, — повторил Миллер. — Я завалил ее тряпьем и всяким рыбацким барахлом. Я сказал: идем смотреть на луну в озере, пока все танцуют… и она пошла… когда Надя умерла она даже обрадовалась… она боялась, что я выберу не ее…