От печалей и болезней мать совсем слегла, слегли и братишки с сестрёнкой. Квеалакх был смелым мальчишкой, со временем он станет настоящим воином, да и в семье теперь он главный добытчик. Конечно он уважал и боялся Вождя. Ещё больше он боялся Шамана, но разве есть страх, что хуже голода родных ему людей. Он оделся и пошёл к костру, за которым собирался Совет Сильнейших. Вытащив острый каменный нож, вложил его в руку Вождя и высоко подняв голову вверх, подставил ему своё горло.
— Я был в Таинственном Лесу, я нарушил завет. Пролей мою кровь. Спаси мать и её детей. Им больше нечего есть.
Он рассказал всё как было Вождю, Шаману и Совету Сильнейших. Мнения разделились. Краснобровые не проливали кровь своих соплеменников. Даже отъявленных преступников изгоняли прочь, вручая нож, лук и одну голубую стрелу. Но чрезвычайные времена требовали чрезвычайных мер.
— Мальчишку надо убить, он навлёк беду на племя!
— Закон есть закон — мальчишка виноват, но семье стоит помочь.
— Позор. У кого хватит духу перерезать глотку ребёнку? Трусы, не способные дать отпор настоящим врагам. Да будут прокляты эти жуткие времена.
— Пусть убирается в тот лес, откуда пришёл.
Никто не хотел брать на себя окончательное решение. Все спорили, ссорились, дело чуть не дошло до потасовки. И тогда Вождь сказал:
— С древних времён наше племя славилось своим могуществом. Мы были сильными, но есть племена сильнее. Мы были ловкими — но есть и те, кто много ловчее нас. Мы — прекрасные охотники, великие воины и лучшие следопыты. Но племя славилось не этим. Краснобровые всегда имели добрые и храбрые сердца. В этом наша сила, честь и благородство. Что с нами стало? Племена убивают друг друга. Мы истребляем себе подобных. Я спрашиваю вас, что же случилось? Почему мы стали превращаться в чудовищ?
Воины смотрели хмуро и даже Шаман ничего не сказал.
— Нас, словно диких зверей загнали на самый край мира. Туда, где кроется страшное зло. Туда, где в жуткой колючей могиле дремлет Тцеталь. Мы боимся лесных духов, приносим им жертвы, а наши матери и дети гибнут от голода. Дороги назад нет. Дороги вперёд тоже нет. Нас везде ждёт гибель. От страха мы сковали сердца обручами чёрствости и злобы. От страха мы казним мальчишку, что пошёл в этот проклятый лес добыть еды на пропитание своей умирающей семье. Не вы ли клялись на погребальном костре его отца, что не оставите в беде жену и детей? Сейчас вы готовы перерезать мальчишке глотку лишь бы не навлечь беду на себя. Трусы. Позорные трусы. И я — самый первый из трусов, потому что не хватило смелости сразу сказать вам — нет!
Вождь злобно плюнул перед собой и продолжил свою гневную речь:
— Если мы двинемся туда, где прячется ночью солнце — враги отрубят нам ноги. Если мы пойдём в сторону вечного холода — другие враги выпотрошат наши тела. Если мы отправимся к великому теплому морю — враги, живущие там съедят нас заживо. В стороне, где каждое утро рождается солнце, Тлакток-тцеталь-окркагх дремлет в пучине леса. Сейчас передо мной жалкая горсточка запуганных трусов, судьба которой предрешена. И я оставляю выбор — смотреть как наши матери умрут от голода или погибнуть в бою.
Вождь выхватил свой нож. Высоко поднял его над головой.
— Сейчас я уйду в горы и буду петь там великую песню победы. Завтра я спущусь обратно и спрошу вас, со мной вы и или нет. Нам нужно будет решить в какую сторону идти. И клянусь этим ножом, я уйду в свой последний поход один, если среди вас не разыщется храбрецов, способных оседлать свой позорный страх.
Воины одобрительно зашумели, но когда Вождь ушёл — совсем приуныли. Слова — это хорошо, но идти на верную гибель — боязно. Да и на кого оставить жён, детей, стариков. Квеалакх, которому было стыдно, что его помиловали, решил тоже идти в лес и просить Небо и Звёзды указать ему путь. В лесу он дождался ночи, развёл костёр, закрыл глаза и стал беседовать с Небом.
— Здравствуй, мальчик.
Квеалакх резко повернулся. Спасённый им воин стоял и улыбался.
— Ты спас меня. За это я дарую тебе и твоему племени жизнь. Я — Урдорх. Скажи своим людям, что сюда нельзя ходить — смерть ждёт вас здесь. Покиньте мои леса и убирайтесь отсюда прочь.
Луна осветила Урдорха и Квеалакх затрепетал от страха, увидев его истинную ужасную сущность. Квеалакх уже готов был дать стрекача, но вспомнил свою голодную мать и умирающих братишек и сестрёнку.
— В эти края нас загнала лютая нужда. Мы окружены врагами. Смерть ждёт нас везде и племя предпочтёт погибнуть, чем медленно умереть с голоду.
— Что? Ты смеешь торговаться?
Урдорх схватил Квеалакха за шею и поднял вверх, словно пушинку. Он грозно взглянул мальчишке в глаза и что-то увидев, растянул в улыбке свой ужасный рот, наполненный тонкими как иглы зубами. Отпустив мальчишку, он бросил ему под ноги медальон. Квеалакх схватил оранжевый как кровь деревьев сгусток. В его янтарной глубине тускло сияли образы тысяч воинов. На их лицах застыли гнев, страх и боль. Урдорх вновь улыбнулся.