Молоко в ладонях

Улетели самолеты – ироды крылатые, а состав гореть остался. Пламя пожарищ, всюду черный дым, хаос и суета испуганных людей. Живых мало, больше раненые да убитые; они лежали всюду, кто считать их станет. А народ прибывает, станция-то одна, иного транспорта нет… Жди то ли паровоз, когда подадут на запасные пути, что уцелели от бомбежки, то ли очередного налета; как доведется. Спешка ощущалась во всем. Вот и Елизавета, пытаясь успокоиться и понять, торопилась определиться; куда с малыми детьми кинуться, где безопасней укрыться или хотя бы присесть и переждать неразбериху? А главное, будет ли состав? И вдруг слышит, стон от горящего вагона доносится. Стоны-то ото всюду слышны, а тут дитя, хоть и не совсем малое, но по мамке убивается, в голос слезами давится, сердце болью рвет и помочь ему некому, народ мимо бежит; у каждого свое горе:

– Побудь с детьми, Юра!.. – передавая маленького Ваню старшему сыну, кинулась Елизавета к девочке, а та подле матери сидит и от руки ее оторваться боится, все тянет мамку от горящего эшелона бежать, тянет, а та не встает, да видно уж и не встанет. Только вот как такое ребенку объяснить, чем заглушить его боль, угомонить стенания, успокоить беду внутри себя. Лицо заплакано, грязной пылью измазано, а в чистых глазах слезы, боль и страх. С трудом сумела Елизавета бедняжку от матери с собой увести. Всем малолетним табором и укрылись у водокачки, где потише; стали состав ждать, а куда идет уж не важно, главное уехать поскорее и подальше; там и время будет оглядеться. Знать удел такой – от войны все бегут, иного пути нет.

Сестры занялись маленьким Ваней, а Юрий был оставлен за всеми присматривать. Ника какое-то время молчала, глядя на кудрявую девочку, которую привела с собой мама, и когда Елизавета ненадолго оставила их одних, она подсела к ней поближе и заговорила:

– Я Ника, а это мой братик Ваня, он еще совсем маленький, не то, что мы с тобой. Ты не бойся, Юра нас никому не даст в обиду, пока мамы нет. Она не боится нас оставлять, видишь нас сколько много. Это мои сестрички; Маша и Вера, а тебя как зовут?

– Таня, – тихо всхлипывая, ответила девочка, тревожно и пристально глядя на нее.

– Ты не плачь, у нас ведь есть мама. Она тебя любить будет. Наша мама добрая и хорошая, – пыталась успокоить плакавшую Таню маленькая Ника.

Вскоре Елизавета вернулась и все вместе принялись готовиться к скорой посадке на первый следующий на восток поезд. Собственно, не это беспокоило взволнованную возникшими проблемами женщину. Она понимала; в дороге хлопот будет много и документы не спросят, а вот по прибытии, совсем иное дело. Поверят ли, что все дети ее? Теперь их вон, уже шестеро образовалось. О плохом думать не хотелось; все же беженцы они, мало ли с кем и что за долгую эвакуацию произойти могло. А бумажки что; их и потерять можно при бомбежке, по неосторожности или забыть в спешке. Пойди потом, отыщи. Надеялась обойдется, везде ведь люди живут. Стало быть, и с пониманием найдутся. Посочувствуют и помогут, всех ведь теперь война только сильнее сплотить должна; как иначе против врага устоять. Сила русского народа из покон веков в единстве была. Даже Елизавета это понимала, что уж говорить о власти и военных, которые грудью на защиту Родины встали. Эшелоны с техникой и воинскими формированиями шли почти бесконечным потоком на запад. Страна в первую очередь в них нуждалась, а вот поезда с эвакуированными людьми часто и подолгу стояли на запасных путях, в ожидании окна для медленного и долгого продвижения на восток страны. Куда кого везли, никто не знал; может за Урал, может в Казахстан или Сибирь, а то и куда подальше…