— Ну вот, дядя Витя еще маленький был, они с другими мальчиками в футбол играли, и он подошел к забору, чтобы мячик достать, а эта бабушка как закричит на него… Он даже не говорил потом несколько дней.
Вика подумала, что знает, как могла закричать та бабушка, последняя из старых волшебниц, хранительница заветного сундучка: она крикнула так, что вся будущая жизнь этого мальчика, неосторожно отправившегося за мячиком, сразу состарилась, высохла, съежилась, покрывшись морщинами и паутиной.
«Я тоже так смогу. И это, и другое».
Вика улыбнулась и покрепче взяла маму за руку.
Ей было очень хорошо.
Глава 20
Алина была готова к появлению новых трупов. Она даже ждала этого, гадая, как скоро Чекан позвонит ей и скажет, что где-нибудь за городом в дачном поселке нашли сожженное женское тело со следами пыток. В том, что злосчастный Ферт виновен в чем угодно, но только не в серии убийств, Алина была уверена целиком и полностью, так что, когда во вторник среди рабочего дня на экране телефона высветилось «Семен Опер» (черт, так и не переписала имя!), к разговору об очередной трагической смерти она была готова.
Правда, труп оказался другим.
— Тут такое дело, — Чекан как-то странно мялся, будто подбирая слова. — В общем, у нас подозреваемый скончался. Сегодня ночью.
— Как скончался? — опешила Алина.
— Самоубийство, — ответил Семен. — Тело в морге Покровской больницы, она ночью была дежурной. Уже даже вскрытие сделали.
— Понятно. Я сейчас туда подъеду, — сказала Алина и повесила трубку.
Больница походила на замок двух бледных сестер — Тоски и Смерти, и морг, несомненно, был его цитаделью. Чтобы попасть в прозекторскую, нужно было пройти по длинному, холодному помещению с низким потолком и серыми стенами, скрадывавшими и без того тусклый свет, меж ровных рядов голубовато-бледных босых стоп с бирками на пальцах, торчащих из-под легких пластиковых покрывал. Шаги отдавались гулким эхом. В небольшой комнате за толстой дверью с маленьким круглым окошком резко воняло едким и кислым. Рядом с трупом, лежащим на металлическом столе, стоял местный патологоанатом: крупный, неприветливый мужчина с усталым лицом и всклокоченными жесткими волосами.
— Я уже все закончил, — сообщил он Алине. — А вы чего приехали-то?
Алина пролистала заключение с диагнозом и результатами исследований, посмотрела на белое лицо покойника, с которым разговаривала всего пару дней назад, на иссеченные внутренности, аккуратно разложенные по эмалированным лоткам, на то, что из них извлекли, и перевела взгляд на врача.
— И каким же образом, по-Вашему, он умудрился это сделать?
Первым истекающего кровью подозреваемого обнаружил дежурный по ИВС в начале четвертого часа утра. Услышал крики, а потом частый, панический стук в дверь, которым сокамерники несчастного Ферта пытались подать сигнал о случившейся беде. Когда дежурный распахнул дверь, тот лежал на полу, скорчившись в позе эмбриона от мучительной, раздирающей боли в животе, и хрипло стонал, пуская пузыри в лужу крови, скопившейся под головой. Другая такая же лужа натекла из заднего прохода. Он был почти без сознания, только бормотал что-то бессвязное, а по дороге в больницу и вовсе лишился чувств. Несмотря на экстренные реанимационные меры и усилия врачей, в половине пятого утра Александр Витальевич Ферт скончался, не приходя в сознание, от острой кровопотери вследствие обширного внутреннего кровотечения.
При вскрытии из внутренностей мертвеца извлекли двести двадцать семь портновских булавок — мелких, острых и тонких, в клочья изорвавших стенки желудка и устье двенадцатиперстной кишки.
Сейчас эти булавки, частью кое-как отмытые от побуревшей крови, частью слипшиеся в ощетинившийся колючий ком, тускло поблескивали в металлическом белом поддоне.
— Так как, на Ваш взгляд, он это сделал? — повторила вопрос Алина.
Патологоанатом пожал плечами.
— Ну как… проглотил, надо полагать.
— Проглотил больше двухсот булавок и при этом ни одна из них не поранила глотку или пищевод? Вы же сами исследовали труп и писали заключение. Ни уколов, ни царапин.
— Да откуда мне знать? — вдруг огрызнулся врач. — Как еще могли булавки попасть в желудок, если он их не глотал?
Мертвец безучастно лежал между Алиной и патологоанатомом и молчал, не желая давать подсказок. Алина обратила внимание, что на левой скуле у него появилась гематома, которой раньше не было, а костяшки пальцев правой руки ободраны.
— Тем не менее, по телефону Вы сказали сотрудникам полиции, что это самоубийство, — заметила Алина. — Вот я и подумала, что у Вас есть какая-то своя оригинальная версия того, как человеку удалось набить желудок острым железом, не поранив ни ротовой полости, ни глотки, ни пищевода.
Версий у врача не было и думать над ними он не желал. Вместо этого он запахнул расстегнутый халат и фыркнул.