Монады

Город, за исключением прилично отстроенного, но небольшого центра, был малоэтажный, растянутый на многие километры. Возникновение его впрямую связано с известной опиумной войной, развязанной англичанами. Да что уж теперь поминать про то!

Однажды, как уже говорилось, я посетил его. Но в основном-то мои знания о Китае, как и многих из нас, и поныне ограничиваются, по сути, множеством всего литературного или уж и вовсе позднеполитического. Конечно же, это ни в коей мере не помогает представить воочию тот специфический, полуфантазийный город, который девочке, по тогдашнему ее малолетству, открывался лишь малой своей частью. Преимущественно вокруг их трехэтажного дома прихотливой конфигурации и вечно цветущего сада, за воротами которого по утрам опять возникало то самое:

– Банана! Яболока!

Под вздохи и причитания не поспевающей за ней, семенящей маленькими кургузыми ножками амы-няни девочка первая неслась к воротам.

Ножки няньки с детства традиционно были постоянно и туго перебинтовываемы. Это называлось сунн-туин-гин-лиан – золотые лилии – крохотные стопы величиной в десять сантиметров. Дабы женщине неповадно было никуда убегать. Да куда, собственно, убежишь-то? Хотя кто знает. Лучше уж предостерегать себя предварительно от всякого рода неожиданных эксцессов. Это, понятно, не мои аргументы, но традиционно рассуждающих китайцев. Если, естественно, таков был ход их рассуждений. Трудно сказать.

Нянька обычно уставала после всякого, даже небольшого путешествия и, возвращаясь домой, опускала ноги в таз с горячей водой. Боль отпускала.

Женщинам с детства также, прямо с рождения, плотно перепеленывали и плечи. Широкие плечи – это же ведь неприлично. Непонятно? Да чего уж тут непонятного.

И вообще инфантильный образ женщины, мелко семенящей вослед своему мужу и хозяину, вполне приличествовал архаическому представлению о социальном статусе местной женщины. Своей же дочери по имени Ку-нян (что просто и прямо значило – девочка) нянька ноги и плечи уже не перебинтовывала, и та ходила, шлепая непривычными здесь огромными ступнями, наподобие «белых демонов». Вот так вот – «белые демоны»! Кстати, не более оскорбительно, чем «желтые обезьяны». Хотя, обезьяна – боу – звучит по-китайски как «аристократ». Так что не так уж и обидно.

Улыбающийся разносчик фруктов уже ожидал по ту сторону забора. На плече его покачивались коромысла. В каждой из двух плоских тарелок на их концах громоздились одна на другой, наподобие эдакой прихотливо воздвигающейся на немалую высоту почти Эйфелевой башни, плетеные корзиночки, полные разнообразных фруктов, среди которых были и весьма необычного для европейцев вида и формы – треугольные, звездообразной формы, пирамидоподобные с острой вершиной. Некоторые были абсолютно круглые и плоские, покрытые каким-то родом крупных и редких волос по всему ободу.

Безумная смесь ароматов пьянила не только девочку, но и многочисленных золоченых ос, сновавших по сей, экзотической только на иноземный непривычный взгляд, прихотливой конструкции. Они присаживались, взлетали, собирались вместе, словно обсуждая что-то насущное и не терпящее отлагательств. Да так, видимо, оно и было. Пожестикулировав и яростно потерев ножку о ножку, они взлетали, образовывая в воздухе странные совместные очертания почти геометрической наглядности и осмысленного значения. Отлетали. И возвращались.

Девочка, нисколько не опасаясь, изредка молча бросала на них быстрый взгляд, пару секунд наблюдала их многозначительные перемещения и снова отворачивалась. Да и то – каждый был занят своим делом.

В другой раз, среди подобных же ярусов корзинок, приподняв крышечки, можно было обнаружить маленьких цыплят. Или – что выглядело гораздо трогательнее – крошечных ярко-желтых, пушистых еще первым своим слабым невинным пухом утят, умещавшихся даже в крошечной ладошке девочки. Она хватала их и стремительно уносила домой, на задний двор, где в подсобном помещении подобным образом накопился целый курятник-утятник. Естественно, никто не собирался их резать и совать в густо кипящий суп. Они приживались здесь как такого рода специфические домашние существа и обитали до своей естественной кончины. В соответствии со своей природой начинали нести яйца, с удовольствием потребляемые обитателями дома.

Но все-таки наличествовала некоторая странность в этих созданиях и в способе их местного бытования. Однажды, к примеру, молоденький петушок вдруг неистово закудахтал и тоже снес маленькое яичко. Да, да, такое бывает. Во всяком случае, тут случилось. Произошло. Потом оно долго хранилось дома. Потом исчезло.