Монах: последний зиндзя

– Я списал их со старинной книги, – хмуро сказал Хидейори, – Я не придворный, Танико. Я не знаю, как ухаживать, как это делают они в Хэйан Кё.

– Я сама простая женщина из Камакуры, мой господин, – сказала Танико.

Она подняла сямисен и заиграла «Когда заходит серебряная луна». Затем она задула лампу и подняла её за ширму. Вечерний воздух был приятно тёплым. Она села рядом с Хидейори, и они смотрели на полную луну, поднимавшуюся над черными стенами дворца. Танико еще исполнила для него две мелодии и дала Хидейори ещё саке. Она ожидала, что после долгого ожидания близости с ней он будет более нетерпелив.

Наконец он обнял её. Он гладил её лицо и руки, потом начал снимать с нее одежды. Танико стала помогать ему, начиная чувствовать звон в ушах. В конце концов, прошло много времени, а Хидейори был по-своему привлекателен. Они вместе откинулись на одеяло, которое уже было развернуто ею. Вздыхая, она провела рукой по его бедру, он прижался к ней, она раздвинула ноги. Минуту Хидейори оставался над ней, затемняя свет луны. Затем он тяжело задышал и напрягся, будто сражённый стрелой. Он упал на один бок, продолжая тяжело дышать. Танико ожидала, что он обнимет её, но вместо этого он отвернулся от нее и лежал, глядя на луну. Не зная, что делать, она начала гладить его спину. Она просунула руки под воротник его кимоно и растёрла его шею и плечи. Его мускулы были жёсткими и неподатливыми.

– Я не доставила вам удовольствия, мой господин? – наконец спросила Танико.

– Не будь глупой! – сказал он грубо, подставив ей свою спину. Её обожгла его грубость. Что с ним случилось?

– Ты слишком развязна! – сказал он вдруг. Разгневанная, она ответила:

– Не могу поверить, что мужчина с таким опытом общения с женщинами, как у моего господина, найдёт что-либо необычное в моем поведении.

– Похоже, что я ошибся в тебе, – сказал Хидейори, садясь.

Она поняла, что он собирается уйти. Похоже, она не станет после этого новобрачной сегуна, а Саметомо никогда не станет сегуном после Хидейори. Похоже, из-за того, что что-то таинственное не получилось в последние несколько минут, изменится всё будущее Страны Восходящего Солнца. Должна ли она умиротворить его, уговорить лечь с ней еще раз, или уже слишком поздно? Она тоже села, и тут кончики ее пальцев почувствовали влагу на одеяле, что объяснило ей всё. «Как глупо с моей стороны! – думала она. – Я должна была понять сразу». Но ей не приходилось сталкиваться с этим раньше. Женщины рассказывали ей о мужчинах, которые достигают своего пика слишком рано, но все соглашались, что такое случается очень редко. Хидейори, без сомнения, испытывал стыд. Он, вероятно, думал, что она сомневается в его мужественности. Ссора, начатая им, была лишь предлогом, чтобы избежать дальнейшего смущения. Из разговоров, которые у неё когда-то были с одной женщиной, Танико знала, что делать, чтобы помочь Хидейори. Но разрешит ли он ей?

– Простите, мой господин, – сказала она мягко. – Я понимаю, что не оправдала всех ваших надежд. Но если вы уйдете теперь, весь дворец узнает об этом. Давайте я ещё услажу вас песнями и согрею вас, налив ещё саке. Я прошу вас просто притвориться, что вы насладились со мной в эту ночь, или вы сделаете меня посмешищем…

– Очень хорошо, – сказал Хидейори, несомненно понимая, что он тоже будет объектом насмешек, если уйдет от нее сейчас.

Он снова уселся, а Танико зажгла лампу. Она поставила кувшин с саке над жаровней, чтобы согреть его, и взяла сямисен. Она сыграла и спела несколько песен. Первая была романтической, остальные – более шутливыми и сладострастными. Хидейори даже ухмыльнулся на последней и самой буйной. Песни и саке делали свое дело. Он немного расслабился. Танико приблизилась и начала ласкать его. Его кимоно было еще раскрыто, и она сначала гладила его обнаженную грудь, а затем и все тело. Она аккуратно уложила его снова на одеяло, продолжая прикасаться к нему. Вскоре Танико восклицала от того, каких размеров достигло его возбуждение, в то время как он усмехался, довольный собой. Когда она посчитала момент подходящим, она опять легла и прошептала, что желает близости с ним. Хидейори был теперь менее чувствительным, чем раньше, и поэтому дольше достигал вершины. Он так долго удовлетворял себя, что она неожиданно три раза достигла величественного момента до того, как он кончил, за что она очень осторожно выразила ему свою покорную женскую благодарность. Когда наконец он опять лёг, закрыв глаза, его лицо выражало безмятежное спокойствие и расслабленность, а она тихо и с облегчением вздохнула.

– Ты мудрая и понимающая женщина, Танико-сан, – удовлетворенно пробормотал Хидейори. Он повернул к ней голову. – Твоё лицо, как ты теперь смотришь на меня, напоминает мне лик Кваннон, который я видел ребенком в монастыре, куда брала меня с собой мать. Когда я был еще очень мал, было время, когда я думал, что статуи Кваннон были статуями моей матери. Я чувствую, что я должен поклоняться тебе, Танико. Пожалуйста, прости мне, что я так резко говорил с тобой раньше. Будь моей Кваннон, будь милосердна ко мне.