Монах: последний зиндзя

«Хотя мы и говорим о добродетели, Татхагата объявляет, что добродетели не существует. Только одно название».

Танико скромно опустила глаза:

– Это скромная работа моего недостойного сына.

– Саметомо, госпожа, может вырасти самым замечательным мастером меча, которого когда-либо видела Страна Восходящего Солнца, – с жаром сказал Мунетоки.

Его голос был всегда громким, как на параде. Его глаза блестели, а густые усы топорщились. Сидевший на подушках в опочивальне Танико, он был похож на отдыхающего тигра. Поскольку отец Танико, Бокуден, не имел собственных сыновей, Мунетоки был бесспорным претендентом на управление кланом Шима. Саметомо преклонялся перед ним.

– Я рада, что успехи моего сына радуют его сенсея, – мягко сказала Танико. Потом она быстро посмотрела в карие глаза Мунетоки. – Я предпочту, если ты не будешь слишком сильно и при всех хвалить мальчика, Мунетоки-сан. Это может усилить его затруднения.

Мунетоки взглянул на неё так, будто она сказали что-то возмутительное.

– Госпожа не знает, что есть самураи в западных провинциях, которые с радостью отдадут за неё жизнь. Есть такие люди по всей Стране Восходящего Солнца.

Танико вспомнила старого самурая в столице, который много лет назад умер, защищая ее и Ацуи от вассалов Мотофузы. Она опустила глаза:

– В первую очередь, самураи преданы сегуну и бакуфу. Сегун, стремясь предвидеть угрозы мирной жизни империи, находит невозможным забыть, что Саметомо – последний из рода Согамори, а мы – Шима – являемся ветвью Такаши. Я не хочу, чтобы сегун был раздосадован без причины.

– Что касается мира, господин Хидейори может теперь меньше опасаться, – сказал Риуичи с тем же выражением печали. Теперь она узнала его взгляд. Он был таким, как тогда, когда она узнала о смерти Кийоси.

– Мой благородный дядя, кузен, посетил меня не для того, чтобы восхищаться каллиграфией моего сына и хвалить его искусство владения мечом, – сказала Танико, и страх своей холодной хваткой сжал ее сердце.

– Танико-сан, – тихо сказал Риуичи. – Много лет назад я огорчил тебя страшным известием, услышанным из уст странника. Я поклялся, что если придется опять, то я не буду снова играть роль труса.

Танико прижала руки к сердцу:

– Расскажи мне быстро, дядя!

– Монах Дзебу и командир Юкио погибли.

Чаша, которую держала Танико, разбилась на полу.

Мунетоки сразу же, успокаивая, положил на её руку свою ладонь.

– Какая я неловкая! – бормотала Танико, вытирая бледно-зеленую жидкость с полированных досок пола. – Что ты говорил, дядя?

Риуичи продолжил:

– Я знаю, что ты сильно беспокоилась за них обоих. Я хотел быть тем, кто скажет тебе все.

– Пожалуйста, расскажи, как Дзебу… Как они умерли? – прошептала Танико.

Мунетоки ответил ей голосом мягче обычного:

– Погибли героически, как рассказывают. Юкио, его двенадцать сподвижников и монах Дзебу среди них полдня держались против тысячи монголов. Зиндзя в особенности совершил сверхчеловеческие подвиги в битве. В конце Юкио и его люди были побеждены, но только после того, как убили более трех сотен монголов. Юкио, его жена и дети – совершили сеппуку. В веках будут рассказывать легенду о них!

«Я не могу поверить, что Дзебу мёртв», – подумала Танико, Вслух она сказала:

– Когда так много воинов сражаются против нескольких, кто-нибудь ведь может ускользнуть незамеченным?

– Они были в ловушке, в укреплении на склоне скалы, – сказал Мунетоки. – Место, удобное для защиты, но оттуда невозможно выбраться. Они, конечно же, все погибли.

Он говорил с каким-то удовлетворением. По воинскому кодексу, считал Мунетоки, если бы кому-либо из людей Юкио удалось выбраться, это умалило бы совершенный подвиг.

– Кроме того, головы Юкио и Дзебу были опознаны, – печально сказал Риуичи. – Как только на тропах растаял снег, князь Ерубуцу из Осю послал отряд воинов с головами Юкио и Дзебу, сохраненными в черных лакированных шкатулках, наполненных саке. Когда они прибыли сюда, сегун был занят церемонией, посвященной новой ступе его матери. Не подобало ему осматривать отрезанные головы. Поэтому он отправил моего благородного брата, господина Бокудена, пойти и осмотреть головы. Потом они были сожжены на берегу. – Лицо Риуичи приняло еще более несчастное выражение. – Мне жаль, Танико-сан.

«Я не вскрикну! – говорила себе Танико. – Я сдержу себя! Это случалось со мной раньше, и я пережила это. Я переживу и в этот раз. Я не вскрикну!..»

– Ты знаешь Моко, кораблестроителя, дядя? Пожалуйста, пришли его ко мне. Он был предан Дзебу и Юкио, Я хочу сослужить ему ту же службу, что и ты мне, – увериться в том, что он получил эти новости.

– Простой плотник является твоим другом, кузина? – спросил Мунетоки, озадаченно нахмурившись.

– Очень старый и дорогой друг, – сказала Танико, чувствуя рыдания, поднимающиеся в ее груди, угрожающие вырваться наружу. – Мне нужно остаться одной сейчас. Вы извините меня?