Монастырь

– И жить они будут до самой смерти…

– И будет она скорой и мучительной. – Огрызнулся Николай.

– Теперь у меня лишь один выход. – В голосе Семихвалова чувствовалась такая безысходность, что Куль невольно поежился и едва не поперхнулся кипятком. – Сыграть на опережение. Ты со мной?

Кулин на мгновение замер и кивнул.

– Тогда этой ночью.

Дальнейшее чифирение прошло в тягостном молчании. Каждый думал о своем. Куль лишь мог догадываться о том, какие мысли бродят в мозгах его семейника, сам же Николай немного досадовал на то, что его угораздило связаться с таким интуитивом-авантюристом. Раньше чутье никогда не подводило Петра, и он без потерь выходил изо всех переделок. Но, как видно, на сей раз жопное чувство его подвело.

После официального объявления о подъеме завхоз Осечкин, наконец, обнаружил, что в первом отряде произошло сокращение рядов, и тут же начался неимоверный хипиш.

Примчались ДПНК, разъяренный Поскребышев, замполит. Вокруг них зелеными слепнями вились вертухаи.

Всех, кто еще оставался в секции, выстроили в две колонны и милейший Александр Павлович, благодаря отбору и селекции которого и существовал первый отряд, багровый, орал, срывая голос:

– Мудачье! Пидоры вонючие! Я для чего вас тут собрал? Чтоб вы хлебальниками щелкали, когда убивают лучших, да, лучших людей нашей колонии?!

Зеки затравленно молчали, не признавая своей вины и не чувствуя никакого раскаяния.

– Все! Кончилась ваша лафа! – Неистовствовал замполит, – Разгоню к чертовой бабушке! На ``удочку'' надеетесь, козлячье вымя? Да я вас всех по триста шестнадцатой раскручу! Будете у меня тут еще двушник в бабьем углу пыхтеть!

Полковник бушевал, бегал взвд-вперед по секции, подносил к носам осужденных кулак, пахнущий медом и прожаренными тостами, завтраком Васина. И, возможно именно из-за этого, такого домашнего, запаха, полковнику никто не верил. Не может исходить реальная угроза от человека, источающего пряный медовый аромат.

– Ну! – Александр Павлович внезапно остановил свой взор на Кулине. – Никто ничего не видел? Никто ничего не знает, да?

Тоже мне, козлы! Какие из вас, к чертям свинячьим, козлы, когда никто из вас стукнуть не может?! Козы вы, а не козлы!

Вот вы, расконвоированный осужденный Кулин Эн Е, можете что-нибудь интересное мне поведать?

Николай почувствовал, что пол под его ступнями начал мелко вибрировать и от этой, незаметной постороннему взгляду, тряски тело бесконвойника стало как бы утрамбовываться. Ухнули вниз кишки, за ними потянуло и желудок, и легкие. Но, героическим усилием набрав в низ воздух, Куль, уже уверенный что его сдали, что кто-то все же оказался настоящим козлом и опрвестил замполита о его, кулинском, походе к шконке Братеева, смог выжать из себя:

– Нет, товарищ полковник…

Васин не отреагировал на неуставное обращение и немедленно переключился на следующую жертву:

– А вы, осужденный?..

Николай выдохнул и скосил глаза на Васина. Зеку казалось, что его выдох был слишком громкий, выдающий его знание, что услышав этот звук замполит тут же вернется и скажет:

– А вы, осужденный, определенно что-то от меня скрываете!

Но ничего подобного не произошло, и Кулин вдруг с ужасом осознал, что испугался.

Наконец, ничего не добившись и перейдя под конец от угроз к обещаниям, полковник удалился. Тело давно уже унесли, зеки стали успокаиваться и готовиться к зарядке, как вдруг Николай заметил, что его семейник что-то засунул в ладонь уходящему вслед за замполитом вертухаю. Синяку.

А потом воскресный день покатил по установленному давным-давно распорядку.

Проверка, завтрак, казалось, не было никаких взрывов, призраков, никого никогда не убивали, зона жила своей жизнью и жизнь эта обладала такой пугающей инертностью, что Кулину порою казалось, что изменить ее размеренный, часовой, ход не в силах никакие внешние катаклизмы.

После завтрака должны были крутить кино. Заранее никогда не было известно, что привезут из кинопроката, но Николай все же решил пойти. Фильм поможет убить часть времени до вечера, да и без толку мотаться или в отряде, или за стеной у бесконвойника особого желания не было.

Когда Куль зашел в зал клуба, тот уже расположились около полусотни зеков. Сев на предпоследнем ряду около стены, бесконвойник вытянул ноги и расслабился.

Запрокинув голову, он смотрел в потолок и вспоминал, как около года назад он сидел на этом же самом месте и был в отчаянии и от голода, и от усталости, и от невероятного желания спать.

Тогда, после первой трудовой недели, и тюрьма, и этапка казались ему недостижимым земным раем из которого он низвергся в настоящий ад.

Николая распределили в пятый отряд, тот самый в котором мотал срок Муха, отбритый Кулиным молодой блатной. Но этапника распределили не в ремонтную бригаду, как он хотел в карантинке, а на производство навесных английских замков, которым занималась бригада под номером 51.