Монастырь

Пока посудомой бегал туда-сюда, бесконвойник посматривал по сторонам и, если бы он последние несколько лет не подавлял бы в себе могущие повредить трезвой оценке ситуации эмоции, должен был бы ужасаться. Все зеки замерли, не зная куда и зачем идти. Ночь была не слишком теплой, и большинству арестантов нескольких минут проведенных на улице хватило, чтобы задрожать, защелкать зубами. Но без прямого приказа никто не трогался с места.

Появился гонец с сигаретой. Николай, несмотря на то, что тоже начал мерзнуть, все же закурил. Пацан, потеряв всякий интерес к Кулину, так и остался стоять рядом.

– Шли бы вы все в секцию. – Проронил Николай, и сразу же зеки зашевелились.

Бесконвойнику не доставило удовольствия глядеть на то, как все осужденные разом подчинились его слову. Стараясь по мере сил заглядывать в будущее, он прекрасно понимал, что если такое положение останется – из зеков сделают послушный скот.

И управлять ими будет тот, до кого первым дойдет то, что из одурманенных зеков можно вить веревки и складывать их в бухты. И будут новыми хозяевами, как резонно подозревал Николай, всякая блатная шелупонь. А от них уж добра не жди.

Докурив, Куль отправился спать. Он долго лежал под одеялом, но странное возбуждение не давало заснуть. Николай слышал как хлопала дверь, как по секции табунами ходили зеки. Один раз откуда-то донеслись глухие удары и вскрики.

Но едва бесконвойник задремал, как с него бесцеремонно сдернули одеяло. Готовый дать нахалу отпор, Куль одновременно открыл глаза и рот, но пасть пришлось тут же захлопнуть. Будил его Синяк.

– Поднимайся, блин!.. – Поздоровался прапорщик и направился расталкивать других бэ-ка.

Не задавая лишних вопросов, Николай оделся. Как выяснилось, вертухай перебудил всю бригаду. Бесконвойники толклись в локалке, смотрели на только начинающее сереть небо, выдыхали пар вместе с табачным дымом.

Про себя Кулин отметил, что зеки уже не такие смурные, как были после созерцания всадников.

– Построились и пошли. – Приказал Синяк.

Он повел бесконвойников сперва в санчасть, где сонный, едва шевелящийся санитар, выдал им около двух десятков брезентовых носилок. Потом кавалькада направилась на промку.

Лишь пройдя через вахту, Николай смог осознать масштабы разрушения, причиненные ночным взрывом. Везде валялось битое стекло, куски кирпичей, обрывки стальной арматуры с налипшими на них шмотками бетона, просто какие-то железяки. Котельной больше не существовало. Вместо нее высилась гора щебня вперемешку с искореженным металлом.

Зеки, так и не снявшаяся вторая смена, грязные, в изодранных робах, стояли по колено в грязи и молчали. Куль не мог понять, то ли они настолько вымотались, что не могут и слова сказать, либо влияние призраков на промзону было гораздо сильнее и все, кто здесь находится, до сих пор пребывают под властью наваждения.

– Расступись. – Рявкнул идущий впереди шеренги Синичкин. Арестанты покорно расступились, открывая проход, и Николай увидел то, ради чего их подняли в такую несусветную рань.

На земле, в ряд лежали тела. Все мертвецы были в крови. У некоторых не было даже лиц, у других руки, ноги, шеи оказались вывернуты так, как обычный человек их никогда бы не расположил.

Тут же стояла большая часть лагерного начальства. Одного взгляда на них Кулину хватило, чтобы определить: и эти тоже…

Бесконвойники без слов поняли, что от них требуется. Пока двое держали носилки, другая пара заваливала на них труп.

Воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, Николай отошел от зеков, которые казались ему еще большими мертвецами, нежели те тела, которые грузили приведенные Синяком расконвоированные. Тайник оказался цел и не потревожен.

Решив рискнуть, Куль забрал сразу все, заткнул пакет за пояс и, возвращаясь к неподвижной людской массе, наконец понял, чего ему не хватало. Трубы. Той самой с которой отчаянные головы маяковали на волю. Но если она свалилась, то где же она?

Осмотревшись, Николай нашел следы падения: развороченную крышу второго цеха, а потом и кучи битого кирпича, аккуратно сложенные у стен цехов. Порядок был такой, что становилось страшно. На подобную работу были способны лишь кропотуны-трудоголики. Все это совершенно не походило на последствия лихорадочного аврала по очистке территории.

Казалось, пятиминутного отсутствия одного из бесконвойников никто не заметил.

Кулин через полуопущенный веки оглядел присутствовавших тут краснопогонников.

Задержал взгляд на куме, но лицо того не выражало ровным счетом ничего. Словно и майора, и всех остальных заменили восковыми куклами, на оригинал похожими, но которым явно не доставало такой малости, как искры жизни.

Теперь перед вереницей нагруженных бесконвойников вышагивал Михаил Яковлевич Поскребышев. Солдатик раздвинул для них сперва внутренние, потом и внешние ворота и зеки, избежав шмона, вышли на волю.