Монастырь

В томительном ожидании непонятно чего прошел еще час. И лишь минутная стрелка щелчком переползла к двенадцати, с промзоны раздался истошный крик, от которого задрожали стекла. Раздался и тут же смолк. Почти сразу же вопль повторился, но уже гораздо ближе. Второй крик был долгий, отчаянный, полный смертельной безысходности. Пока завхоз и все кто были в каптерке выбегали на улицу, ор стал гораздо тише, и начал перемежаться какими-то бульканиями.

Котел посмотрел наверх. Там, на решетке соседней локалки темнело в свете прожектора чье-то тело. Не было никаких сомнений, что там умирал Сапрунов.

– Помо… – донесся тихий всхлип и все смолкло.

И в тот же миг на промзоне завыли сирены, заметались лучи прожекторов.

– А там-то кто кричал? – Молоток недоуменно переводил взгляд с одного зека на другого.

Котел знал кто кричал на промке, но его беспокоила отнюдь не смерть приговоренного блатного.

– Что ж делать-то теперь? – громко спросил Исаков и пар из его рта вылетел и растворился в воздухе, как и слова.

Ответа завхоз не получил.

ГЛАВА 3

Страх смерти.

1.

Трупы номер два и три.

Прошмонать, прибежавший за Игнатом Федоровичем к нему на квартиру, кума уже не застал. Лапша, едва заслышав сирену, понял, что на зоне произошло очередное убийство и сам поспешил в монастырь.

Несмотря на поздний час, Лакшин еще не ложился. Он несколько раз перечитывал фотографию с текстом предпоследней страницы дневника и пытался понять, как же такое стало возможно? Как место заключения, монастырь использовался аж с тридцатых годов. Его множество раз перестраивали, делали капитальные ремонты, рушили перегородки между кельями. То же самое происходило и с другим монастырем, соседним, тоже зоной, но уже женской.

Почему же никто за все это время не смог наткнуться на тайные ходы в стенах? Впрочем, ответ мог быть лишь один. Ведь все перестройки проводились руками зеков, хотя и под надзором солдат. А если преступник обнаруживал нечто, что могло бы ему послужить в дальнейшем, типа тайника, он ведь вряд ли стал бы кричать об этом на каждом углу. Напротив, зек всеми силами стал бы оберегать эту тайну ото всех. Но пошел бы этот гипотетический хранитель секрета на убийство? Кум уже точно знал, что да. В лагере люди гибли и за прикосновение к куда меньшим тайнам. А тут был готовый ход на волю.

Однако, насколько помнил Игнат Федорович, побегов за последнее время случалось лишь пять. И все из разных отрядов. Причем побегушники использовали достаточно стандартные методы. Никто из них не исчезал и не появлялся уже за стенами монастыря. Всякий раз Лакшин находил следы подготовки побега.

Единственный подкоп, который пытались сделать шесть лет назад, так и не увенчался успехом. Зеки, в количестве четырех человек, уткнулись в фундамент стены и не смогли пробиться ниже. Их заложили и отправили в Хумск на раскрутку. Больше майор этих деятелей не видел.

Тогда как же монашки смогли сделать то же самое, причем не привлекая внимания наверняка строгих настоятельниц?

Загадки громоздились одна на другую, но основными вопросами, которые должен был сейчас решить Игнат Федорович являлись нахождение входа в потайные ходы и тех, кто ими так активно пользуется.

Зацепок же не было почти никаких. Кроме, разве что дневника Гладышева, да и тот исчез.

Единственная, достаточно хлипкая надежда была на ночных дежурных, которых Лакшин распорядился выделить в каждом отряде, да на регулярные обходы прапоров. Но майор не обольщался в действенности этих методов. Куда больше надежды было на стукачей. Но они почему-то молчали, словно кто-то прочно заткнул им рты.

Кум невольно хмыкнул. Уж если неведомые преступники не остановились перед убийством, то им ничего не стоит лишь припугнуть потенциальных "дятлов", и никто ничего не узнает. Весь вопрос в том, как бы нейтрализовать этот страх. Но Игнат Федорович прекрасно понимал, что никаких гарантий по сохранении жизни доносчикам он дать не может. И разговор с Крапчатым лишний раз подтвердил этот невеселый факт.

Мысли Лакшина теперь перескочили на вора в законе. Знает ли он о секретных ходах? Предположим, что знает. Тогда он запросто мог бы так запугать Гладышева, что зек думать забыл бы о своих фольклорных изысканиях. Но если Гладышев не согласился бы молчать? Тогда смерть. Игнат Федорович слишком плохо знал этого осужденного. Мог ли он попереть буром или упереться рогом?

Или он захотел чтобы его взяли в долю и за это поплатился? Ничего не ясно.

Но тогда авторитет будет всячески запутывать кума, подкидывая ложную информацию, чтобы не дать ни малейшего шанса выйти на секрет ходов.

А если Крапчатый, во что достаточно трудно поверить, действительно не при делах? Тогда внешне он будет вести себя точно так же. Да и сведения, которыми он обещал поделиться, тоже будут малого стоить.

В этот момент размышления Игната Федоровича прервал звук сирены. В окно его квартиры было видно как заметались над толстыми стенами монастыря лучи прожекторов.