Мониторы-5. "Здесь водятся драконы"

— Но, мадам… — Матвей продемонстрировал женщине извлечённый из ножен крис — на матовом, словно в крошечных червоточинах, играли оранжевые отзывы. — У меня только вот это. Я не смогу…

Баронесса побледнела как смерть при виде лезвия которое должно прервать её жизнь. Но быстро взяла себя в руки и закинула голову, подставляя шею — очаровательно стройную, белую как снег, выхоленную умелыми руками горничной, накладывавшей на кожу своей госпожи изысканные мази и притирания. От мысли, что он должен прямо сейчас полоснуть по этой красоте волнистым, бритвенно-острым лезвием, Матвею едва не сделалось дурно.

— Ну же, мон шер ами, смелее! — Голос Камиллы, требовательный, уверенный, всё же дрожал. — Заклинаю, избавьте меня от мучений и позора!

Матвей занёс руку для удара — крис ходуном ходил в внезапно ладони. Баронесса ещё сильнее закинула голову, глаза её были крепко зажмурены, на лбу выступили крупные капли пота. Вот, сейчас….

Страшный удар потряс здание, сверху со стропил посыпались черепица, обломки досок — одна из них больно ударила Матвею по плечу. Он обернулся. В пыльном облаке за воротами метались какие-то тени, размахивали оружием…. Снова грохнуло, сверкнуло, потом ещё и ещё — и загрохотало уже непрерывно. На площади перед пакгаузом что-то взрывалось, летели разбитые бочки, расщепленные бочки, человеческие тела.

— Наши! — заорали с крыши. Матвей посмотрел вверх — в огромной прорехе виден был мичман Новосельцев. Он размахивал карабином, на ствол которого была насажена офицерская фуражка.

— Наши! — снова закричал мичман! — Корабли с Андреевскими флагами на реке, аннамиты разбегаются, кто куда!..

— Вот видите мадам, всё хорошо! — Матвей повернулся к баронессе, пряча зачем-то крис за спину. — Давайте я вам помогу, а о как бы не сгореть тут…

В самом деле, дым становился гуще — пожар разгорался, языки пламени лизали уже стропила. Матвей подставил женщине плечо — та послушна оперлась на него, — и они побрели к выходу.

— Скорее, гимназист, скорее, неровён час крыша рухнет! Поспешай, и дамочку выводи, а я этому помогу…

Осадчий зажал под мышкой бебут, по самую рукоять, вымазанный в крови, и помог подняться Ледьюку. Француз что-то благодарно бормотал — револьвер он держал в левой руке. Но не успели они сделать и трёх шагов, как из дыма навстречу кинулись четверо аннамитов, вооружённых короткими копьями — не копьями даже, а бамбуковыми жердями, обрезанные наискось, на манер игл для медицинского шприца.

Первого Осадчий принял на клинок — уклонился от колющего выпада и с такой силой вогнал бебут в диафрагму, что изогнутый кончик ладони на полторы вышел из спины врага. И — сам отшатнулся, от удара копьём пониже ключицы. Матвей левой рукой задвинул Камиллу за свою спину, а правой перехватил поудобнее крис. Двое мятежников приближались: злобный оскал на коричневых лицах, ярость в чёрных, раскосых глазах, копья уставлены ему в живот — у того, что справа на бамбуковом шесте угрожающе топорщился пучок заострённых бамбуковых щепок. Он видел такие копья — в рыбацкой деревне, где они нашли убежища, тамошние обитатели гарпунили ими крупную рыбу. Матвей представил себе, как острия входят ему в живот, в кишки…

Хлоп!

Хлоп!

Хлоп!

Владелец окровавленного копья повалился на спину — из двух отверстий в его груди выплеснулись фонтанчики крови. Второй аннамит повернулся и бросился наутёк — пуля ударила его между лопаток и швырнула лицом на тлеющие мешки с рисом.

Ледьюк, сидя на полу, выпускал пулю за пулей из своего револьвера. Он жал на спуск, даже когда ударник защёлкал вхолостую.

— Ну, хватит, мсьё, всё уже позади. — Казанков (и откуда он взялся?) подхватил француза под мышки и помог встать на ноги. Палаш, лезвие которого было от рукояти до самого кончик вымазано в крови, он зажал под мышкой.

— А вы говорили, последний патрон себе… — Ледьюк слабо улыбался. — Пригодилась, выходит, и для этих…

И он кивнул на трупы мятежников. Один ещё дёргался, из-под живота у него расплывалась большая тёмно-алая лужа.

— Пригодилась, пригодилась… — Казанков оглянулся на Матвея. — Ты как, цел? Помоги тогда баронессе, а я этого беднягу выведу…

Матвей кивнул и кинулся поднимать Камиллу. Та обняла его руками за шею и уткнулась куда-то в область шеи — лицо у неё было мокрым от слёз. Юноша, после секундного колебания подхватил женщину на руки.

Осадчий! — крикнул за спиной Казанков. — Ты жив, что ли?

Несмотря на свою ношу, Матвей ухитрился обернуться. Унтер стоял, опираясь на французскую винтовку с размочаленным прикладом; из плеча его торчал обломок бамбукового копья.

— Сам дойдёшь, что ли, Игнат Егорьич?

— Дойду, куду ж я денусь… — Осадчий пустил длинный матерный период. — Говорил же, а вы не верили, вашсокобродь: флотские своих завсегда в беде не оставят, выручат!