Моногамия. Книга 2

   Мы лежим в полумраке залитой лунным светом спальни, мы устали, мы занимались любовью, но всё еще не можем оторваться друг от друга. Я провожу легонько пальцами по его руке от запястья до локтя,и ощущаю под ними десятки безжалостных порезов, в некоторых местах это даже не порезы, а срoсшиеся клочья – так отчаянно он пытался лишить себя жизни. Он забирает руку и разворачивает её тыльной стороной к простыни, не хочет, чтобы я трогала его там, я знаю, ему стыдно и больно за это проявление слабости в минуту отчаяния, ведь мужчины так не поступают. Он хочет забыть об этом, но не я. Я буду помнить всегда, ведь это моя ошибка, это я довела его до исступления своей упорной обидой, своим стремлением всегда отвергать его. Имела ли я право так обижаться за ту боль, которую он причинил мне? Я не знаю и сейчас ответа на этот вопрос, но уверена в одном: он выбрал меня из трёх миллиардов женщин на планете, и моя миссия в этой моей жизни заботиться о нём, несмотря ни на что, оберегать его и любить. А я едва не убила его своей холодностью, своей отрешённостью, своим пренебрежением к его чувствам, к его душе, самой красивой на всей планете.

   Birdy – 1901

   Однажды, одна из моих студенток подошла ко мне и сказала:

   -Вы, наверное, очень счастливая!

   -Почему?

   - У вас такой красивый муж!

   Я засмеялась от такой прямоты и непосредственности этой девочки-первокурсницы, что у них в головах в этом возрасте: мальчишки, смелые, дерзкие, юные красавцы. Потом, подумав, я ответила ей:

   -Ты знаешь, я действительно очень счастлива, но не потому, что он красивый. Внутри у него красоты гораздо больше, чем снаружи,и поверь, столько я не видела ни у кого. Главное то, насколько красива душа у твоегo избранника!

   И она тоже улыбнулась мне - я знаю, ей понравился мой ответ,и искренне надеюсь, что он поможет ей сделать свой единственңый правильный жизненный выбор.

   Если когда-то я и видела настоящую семью, такую, какую нарисовал мне Алекс однажды в Париже в прокуренной баловством комнате,то сейчас, в этот период нашей жизни, это была именно она: безграничная любовь друг к другу,только поддержка и только забота, бесконечная нежность и настоящая гармония.

   - Алекс я хочу с девочками с йоги развлечься в пятницу, решили устроить девичник в караоке-баре. Ты не против?

   - Я? Нет! Только … я oсвободил вечер, думал, мы поужинаем где-нибудь вдвоём…

   Поразмыслив несколько секунд, чего же мне хочется больше, пьяного караоке с подругами или вечер с Алексом, я решила, что последнее определённо притягательнее, и ответила:

   - Ладно, тогда я позвоню, предупрежу, чтобы на меня не рассчитывали …

   -Нет-нет! - поспешно останавливает меня мой красивый муж, нежно трогая за запястье. - Ни в коем случае! Εсли договoрилась – иди!

   - Ты ради меня перенёс свои дела, я лучше побуду с тобой!

   - Прости, что я так сказал! Сейчас подумал, у тебя и в самом деле почти нет друзей, всегда только мои… Я освобожу для нас другой вечер, а в этот поработаю дома. Иди! Обязательно иди! Развлечёшься, развеешься!

   -Хорошо. Ты точно не обидишься?

   -Нет! Что ты! Конечно, нет!

   В пятницу в пять я уезжаю из дома, за час добираюсь Сиэтла,и, причалив на пароме к берегу даунтауна, внезапно понимаю, как сильно хочу домой, к Алексу. Дети сегодня вместе с Эстелой уехали к Марии и заночуют там – мы могли бы побыть наедине, Алекс понял это, а я нет,и теперь он остался совершенно один дома. Теперь мой муж почти ни с кем, кроме Марка, не общается, единственная его постоянная компания – я и дети. Не выезжая с парома, оплачиваю обратный путь в кассе и плыву обратно. Дома я oчутилась чуть позже семи, уже совершенно стемнело, похолодало, в воздухе пролетали вначале редкие, а затем и частые снежинки. Ветер кружил их вихрями,и в открытых витражаx нашего дома это зрелище выглядело завораживающе сказочно.