Монокль. Рецензии на книги Михаила Гундарина

Жаль, что Михаил поздно родился, потому приём чик этот применил не первым, а лишь следуя в фарватере Тарана. Но вполне возможно, что, когда Миша писал своего «Галилея…», он и сам не знал о Таране. Я вот вообще не знал о таковом и не стыжусь этого, хотя и не горжусь.

В своей фейсбук-ленте я не постеснялся прямо спросить об этом автора.

– Миша, ты знал прежде о Льве Таране, творившем ритмизированной прозой, или узнал в процессе написания нынешней книги о Попове?

И диалог о прекрасном состоялся.

Миша: Да, приём известный. Именно в 70-х применялся постоянно. Например, Лимонов, Довлатов. У меня совсем другое, автора там нет [это Миша поскромничал, конечно – В.Б.].

Я: Я не о приёме спросил. Вроде о Таране… или как это там называется: дескать, сам-то понял, что спросил (я о себе и своём вопросе)? Сразу анекдот про учителя вспоминается. Первый раз рассказал ученикам – сам ничего не понял. Второй раз рассказал – понял сам. Третий раз рассказал – поняли ученики. Давай двумя «разами» обойдёмся. О Таране давно прознал?

Миша: И кто же здесь учитель, стесняюсь спросить?

Я: Не стесняйся.

Миша: Ты про приём тоже говорил – это важнее. А о Таране я действительно узнал у Попова – прочитал, правда, давно, ещё в 90-х.

Я: Ок. Роли меняются. Но, «учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени». Ты ж мой поводырь в мире литературы, особливо нынешней.

…Не верите про этот «литературный» диалог? Загляните в мою фейсбук-ленту. Да и сам Миша подтвердит.

***

О «мерцании» героя.

«То, что настоящий Евгений Попов сказать не может, чтобы не обидеть кого, его литдвойник говорит запросто. Вот и в “Билли Бонсе” Евгений Попов подчёркивает, что главное действующее лицо (рассказчик) совсем даже не он. Более того, он делает заявления типа [далее – особенности оформления текста в книге – В.Б.]

… я, автор, решительно отмежёвываюсь от этого озлобленно-утилитарного взгляда на современный литературный процесс. Это мой персонаж распоясался, а я совершенно по-иному думаю, товарищи! Персонаж же мой – завистник и комплексушник!»

Известный приём: я не я, и чемодана не моя. Срывая все и всяческие маски, не забудь надеть маску на собственное лицо. Но всё равно «я» есть «я». Как говорится, бороду-то можно сбрить, но умище-то куда девать?

***

Есть в книге один отрицательный персонаж-писатель: «…лукавый старец Даниил Гранин, исключавший меня [Евгения Попова – В.Б.] из Союза писателей». Бумеранг прилетел Гранину много лет спустя, когда автор романов «Искатели» и «Иду на грозу» претендовал на роль начальника Русского ПЕН-клуба.

«… – Лично я не могу вам доверять, – вскочил я [Евгений Попов – В.Б.]. – Вы меня дважды из Союза писателей исключали, один раз в моём присутствии…».

Что называется, отомстил и тогда (начальником Гранина не избрали), и нынче, уже в воспоминаниях. Подозреваю, что по новой (в обратную сторону) после публикации этой книги бумеранг от Гранина уже не прилетит – человек умер, не ответить, не оправдаться.

…Но, в основном, персонажи в книге положительные и даже «больше чем».

Ни Гундарин, ни его главный герой порой не скупятся на эпитеты, похвалу и раздачу «орденов» (раньше это были бы ордена вождя мирового пролетариата Ленина, а нынче, пожалуй, – Святого апостола Андрея Первозванного): талантливый тот, великий сей, гениальный этот, а некто – даже суперзвезда, как Иисус Христос. О некоторых великих и гениальных я, стесняюсь признаться, и слышать никогда не слышал. А о ком слышал, не подозревал, что они гении.

Конечно, мой оценочный пассаж к Анатолию Васильеву не относится – этого творца знаю. Но правда ли, что он гениальный. Может, просто очень талантливый? Или ещё проще: ближайший друг героя книги Евгения Попова?

А может, действительно все упомянутые в книге персонажи великие, талантливые, гениальные и вообще суперзвёзды. О вкусах и цветах не спорят. Да и гусь свинье не товарищ.

А если серьёзно и если отставить в сторону «величие», «знаменитость», «гениальность», «всемирную известность», «суперзвёздность» разных героев книги, то по-человечески (разумеется, из авторского описания) ближе всего мне представляется Александр Кабаков. Повторюсь: именно из описания и ремарок, сделанных по тексту книги, ибо я Кабакова как личность совсем не знаю, а из его творчества знаком только с «Невозвращенцем». В книге же на одной-полутора страницах представлен невероятно привлекательный человеческий образ.

***