Монокль. Рецензии на книги Михаила Гундарина

В попойках и запоях.

Впрочем, и по трезвости тоже.

***

«Лирическое отступление» для разрядки международной напряжённости.

Цитата из книги (прямая речь Евгения Попова):

«…Я взял свою собственную повесть “Зеленые музыканты”, написанную в 1974 году, с помощью которой я надеялся въехать в советскую литературу. Почему и сочинял эту повесть “прижав уши”, недоговаривая, а кое-где и, пардон, “подмахивая” эпохе. Тем не менее волчьи зубы не спрячешь, меня раскусили, и повесть валялась аж до 1996 года, когда мне пришла в голову очередная безумная идея: снабдить ПЯТИДЕСЯТИСТРАНИЧНЫЙ текст ТРЕМЯ СОТНЯМИ страниц комментариев и объяснить, что это – юношеское сочинение будущего КОНФОРМИСТА из народа, ныне одного из самых могущественных людей страны, вовремя излечившегося от неуместного писательского недуга. Комментировалась буквально каждая строчка, и всего комментариев было ровно 888. Не знаю, кстати, что означает это число в символах и мифах».

А вот рецензент знает! По данным лженауки нумерологии, «с психологической точки зрения восьмерка рассматривается, как мудрость и терпение, а комбинация из трёх восьмёрок утраивает силу данных качеств…»

Я знал точно, что у меня в фейсбук-френдах есть те, что считает нумерологию наукой, а себя видными нумерологами. Решил проверить, возмутятся ли, если я запощу эту цитату в своей доступной всем ленте.

Запостил. Никто не возмутился, а кое-кто даже полайкал.

Знать, и правда, лженаука.

***

Однажды сказав А, не забудем сказать и Б. касательно политико-идеологической палитры. Автор книги является действительным членом Русского ПЕН-клуба. Однако если не громит, то издевается (изредка и просто подтрунивает) и над прошлым Русского ПЕН-клуба, и над публичными документами этой международной/зарубежной организации.

И чего тогда сам туда вступал? Резонный ведь вопрос к его персональному делу?

Или тут такой подход: дескать, закордонный Международный ПЕН-клуб плохой, а родной и посконный, с дымом отечества (к тому же не вчерашний, а именно сегодняшний) – хороший, а потому, дескать, сладок и приятен? Или ещё проще, совсем просто, проще некуда: взять раскрученный мировой бренд и попользоваться им, приспособив к своим нуждам и взглядам? Чёрное – это белое, война – это мир, а свобода – это рабство?

Заодно и для резюме, и прочего самопиара хорошо: мол, так и так, я, дескать, член ПЕН-клуба. В былые времена членство тут точно было очень модным/престижным. А сейчас-то чего со временами? Прошли иные или опять наступили?

Не забываем, что, согласно автору книги, раньше и русский ПЕН-клуб был не просто и не только плохим, но и незаконным, а то и самозванным по вине некоего злого колдуна/негодяя Пархоменко. Но потом на сцену вышел он, герой книги, Евгений Попов в белом фраке. Или просто весь в белом. Одеянии, разумеется. В общем, как только к руководству русского ПЕН-клуба пришло новое хорошее начальство, так и сам отечественный ПЕН-клуб сразу преобразился (из тыквы превратился в золотую карету), стал белым и пушистым. И зацвёл, как маков цвет. Хм… с одной стороны, белым и пушистым, с другой – маков цвет. Можно выбрать.

И заблагоухал.

А ведь только что был чёрным, грязным и вонючим!

(Напомним: Миша – член ПЕН-клуба, а Евгений Попов – его, клуба и Миши, начальник).

…Собственно говоря, с тех пор международные и зарубежные супостаты с отечественным ПЕН-клубом и борются. Для чего? Дословно: «…чтобы нейтрализовать наглядное влияние Русского ПЕН-центра на российскую и мировую общественность…» (с)

Я бы не побоялся и высказался ещё смелей! На всю прогрессивную мировую общественность! Межпланерный/межгалактический шахматный турнир!

Кстати, определение «прогрессивный» употребляется в книге не столь уж редко. Как от имени автора, так и в прямой или косвенной речи его главного героя. Как в прямом пафосном смысле, так и в разного рода иронических контекстах (в авторской речи – местами завуалированно, чтобы не обижать того, о ком книга).

***

«Незаконные собрания», «фальшивые письма», «не гнушались», «прямая клевета», «лондонские покровители», «прямой подлог», «выдавая желаемое за действительное» – такова лексика книги ближе к её концу.