Монолог о пути

Когда я родился, моему отцу было 41, когда он умер, мне было 11. Из этих одиннадцати я помню его в последние шесть - кусочками, урывками. Его роль в моем воспитании была ничтожной. Не помню ни одного мало-мальски серьезного разговора. Беседы и наказания он предоставлял матери. Мне кажется, он любил меня, но тяготился общением, не зная, что сказать. Я не слышал от него ни одной истории, сказки, рассказа - ничего из того, что обычно рассказывают детям. Во всяком случае, я ничего не запомнил. Может, он и пытался, но не преуспел. В лесу ноги поднимай повыше, чтоб не споткнуться о корни - вот что я помню. Нет, еще один полезный совет: массировать копчик при запоре - помогает. Это, действительно, оказалось полезным.

Я мало знаю и об их отношениях с матерью. Знаю, что он ее любил, что была романтическая история, оба они развелись и соединились. Я был, можно сказать, внебрачным ребенком. Окружающие при мне говорили об их любви. Их отношения на людях были сдержанными. Кое-что я узнал по письмам отца к матери, в которые как-то заглянул - они были полны неподдельной нежности... У нас дома не было принято рассказывать о прошлой, довоенной их жизни, а значит и спрашивать. Я старался догадаться сам, эта черта осталась у меня. До взрослых лет я ничего не знал о первой жене отца, и о первом муже матери. Я думаю, мать удивилась бы, если бы я спросил. Однажды она показала мне пожилого толстого еврея - "это мой первый муж..." История жизни отца еще более закрыта для меня. Четыре пятых ее к моменту моего рождения было уже прожито, он ездил по Европе, учился в Германии... Война разделила их жизни на две части - до и после - четкие и неравные. Я осознал себя после, о том, что было "до" мог догадываться по фотографиям, по замечаниям родственников.

Он был невысок, с широкой бочкообразной грудью и большой головой. Спина и грудь широкие, массивное туловище без талии, широкий таз, сильные ноги. У него была короткая шея, крупная голова, удлиненное лицо с довольно массивным подбородком, нос не очень крупный, но мясистый, сильно загнутый книзу. Волосы на голове темные, в бороде рыжеватые. У него были густые сросшиеся брови. Такая же голова у трех его сыновей, нос у всех прямей, волосы меднорыжие у младшего, Саши, самые темные у старшего сына, Руди.

Нет, кое-что я помню... Как он ел - быстро, любил горячую сытную еду, макароны с мясом, бобы, фасоль, в супе обожал жидкость и часто оставлял густую часть несъеденной... Как я носил ему на работу две кастрюльки - с супом и вторым. Он был главврачом, постоянно занят, часто не успевал приходить на обед. Я смотрел, как он быстро и жадно ест... в комнате с белыми стенами, с белоснежной ширмой... Я боялся, что треснет стекло на столе - от неостывшей кастрюли. Он иногда смотрел на меня и улыбался. Трудно поверить, что он тогда был моложе, чем я теперь, и через несколько лет умер. Может, когда-нибудь я напишу о нем, об их жизни?.. Но теперь я должен говорить о том, что важно для меня - о чертах его личности, которые я мог унаследовать.

Он был слабохарактерный, мягкий, уступчивый человек, совсем не замкнутый, не сосредоточенный на себе, наоборот - обращенный в мир. Мать часто повторяла - "Семен мягкий..." - без осуждения, но с оттенком сожаления. При этом он бывал резок и безумно вспыльчив на мгновение. Дома он иногда восставал против власти матери, но по мелочам, быстро остывал и просил прощения за грубость. Он хотел казаться сильным и решительным, говорил авторитетно, с напором. Ему было очень важно, как его воспринимают, оценивают окружающие люди. Он старался избегать серьезных столкновений с властью, начальством, если не считать его вспышек и мелких бунтов, ничем не кончающихся; после них он страшно переживал, боялся последствий. Он избегал ставить перед собой вопросы, ответы на которые могли озадачить его, испугать, заставить изменить поведение... В то же время он был искренним человеком: компромиссы, на которые ему приходилось идти, вызывали в нем ярость, страх и уныние, которые, впрочем, быстро проходили. Но если уж его припирали к стенке, то он собирался с силами. И это дорого ему стоило. В конце жизни у него были большие неприятности, его выгнали с работы во время "дела врачей". Он был здоров всю жизнь, и ранняя смерть от инфаркта результат столкновения слабого, но вспыльчивого взрывного характера со склочной, нервной и страшноватой послевоенной жизнью.

В нем преобладало интуитивное, чувственное, нерассуждающее восприятие жизни. Он был непрактичным, часто поступал неразумно, под влиянием чувств, плохо осознанных устремлений, симпатий, желаний... а потом "подводил базу", это он делать любил. Мать умело руководила им, так, что он почти не чувствовал ее нажима.

2