Мопассан

Вот великолепный портрет Золя, набросанный учеником Флобера. «Ему было лет сорок, не больше, он был среднего роста, довольно плотный и добродушный на вид. Лицо его, очень похожее на те, что встречаются на многих итальянских картинах XVI века (совершенно неожиданная и верная деталь. — А. Л.), не будучи красивым, отличалось характерным выражением силы и ума. Коротко подстриженные волосы торчком стояли над сильно развитым лбом. Прямой нос, как бы срезанный слишком быстрым ударом резца, круто обрывался над верхней губой, затененной довольно густыми усами; подбородок скрывала короткая борода. Взгляд черных глаз, часто иронический, был проницателен… Круглая, мощная голова хорошо подходила к имени — быстрому, краткому, в два слога, взлетающих в гулком звучании гласных».

Автор «Западни» говорит о своих планах. Он по-прежнему очень заинтересован в собственном журнале, на который так рассчитывает Ги. Журнал будет осенен именем Бальзака… Он будет называться «Человеческая комедия»… То, что не удалось Флоберу, быть может, сумеет осуществить более деятельный Золя… От этого дьявольского человека исходит такая сила!

Золя очень тревожится о Флобере.

— У него что-то не ладится, дружище? Я послал ему «Республику и литературу». Никакого ответа! Или он не согласен с моими взглядами?!

— Да что вы, дорогой учитель! — торопится сказать Ги. — Я видел Флобера несколько дней назад. Он первым спросил у меня: «Ну, как поживает Золя?»

Успокоившись или только делая вид, что успокоился, Золя показывает им дом. Леон Фонтен замечает: «Золя похож на медведя, и вид у него такой угрюмый, похоронный». Ги продолжает оставаться все таким же любезным. Ах, почему Золя не обладает качествами Флобера! И почему Флобер не имеет этой силы, этой житейской сметки, этого стремления к успеху!

— К столу, к столу! — зовет снизу Александрина. — У нас сегодня фаршированный рулет! Надеюсь, он вам понравится!

Нет! Все эти милые встречи никогда не выльются в настоящую дружбу!

5

Комедия y принцессы. — Лодка «Нана». — Способ преуспеть. — Пасха у Флобера. — «Пышка». — Судьба Адриенны Легей. — Попутный ветер

На заре 1880 года тридцатилетний Мопассан после пятнадцати лет изнурительного труда достаточно созрел для того, чтобы заявить о себе в литературе. Поэмы и стихи собраны в отдельный том, и уже есть издатель, намеревающийся выпустить его в свет. Для того чтобы убедить последнего, понадобился, правда, авторитет Флобера, обратившегося с письмом к прекрасной супруге господина Шарпантье[57]. У мальчика «есть талант, в этом я ручаюсь, а я, думается мне, кое-что смыслю. Стихи его не скучные — это первое, что требуется публике. И он поэт без всяких звездочек и пташек. Короче, это мой ученик, и я его люблю как сына

. Если ваш супруг не уступит, невзирая на все эти доводы, я ему этого не прощу, так и знайте».

Затем — театр. После отвратительной «Графини де Рюн» Мопассан написал пьесу в стихах «В старые годы», которой посчастливилось быть поставленной на сцене театра Дежазе. Он посвятил пьесу Каролине Комман-виль, чтобы сделать приятное Флоберу, «вашему дяде, которого я так люблю». Премьера прошла неплохо. «Пти журналь» — очень добр, «Голуа» — любезен, Доде — вероломен… Золя не сказал ничего, надеюсь, он выскажется в понедельник. Впрочем, его «банда» третирует меня, находя, что я недостаточно натуралистичен. Никто из них не подошел пожать мне руку после успеха. Золя и его жена много аплодировали, а позднее горячо поздравляли меня…»

А затем принцесса Матильда[58], приятельница Флобера, пожелала, чтобы Мари-Анжела Паска прочла у нее сцены из пьесы и сам автор руководил бы ею. Ги ведь ее знает, эту Паска! Он слышал, как Флобер расхваливал Гонкуру ее «очаровательные мраморные ляжки». В сорок пять лет она все еще хороша. По ее вине спектакль неоднократно будут откладывать, и ее подруга, госпожа Брэнн, мать Анри Брэнна, товарища Ги по Буживалю, объяснит Мопассану запросто:

— Ничего сейчас от нее не добиться, мой милый Ги. Паска переживает любовную драму. Четвертую.

— Проклятая Паска! — роняет Флобер. — Ну и дура набитая!

В конце мая 1879 года любовное отчаяние исполнительницы несколько улеглось, «она свободна», может выступать у принцессы. Ги растерян. И опять не обойтись без Флобера, без того же Флобера! «Как поступить? Написать или сделать визит? Если написать, то как ее титуловать? Госпожа, или Всемилостивейпгая принцесса, или Ваше высочество?.. При разговоре говорят ли «Ваше высочество»? Обращение в третьем лице отдает, по-моему, лакейством. Но как же тогда?.. Жду от вас срочного указания…»