Море дышит велико

«Торок» принадлежал к типу сторожевиков, из­вестному под озорным прозвищем «дивизион хреновой погоды». Это были первенцы Советского Военно-Мор­ского Флота. Казалось, не существовало ни одного стихийного явления, которым бы забыли их окрестить. «Ураган» и «Тайфун» вступили в строй в 1931 году, в следующем — «Смерч», «Циклон», «Гроза» и «Вихрь», затем шли «Шторм», «Шквал», «Метель», «Вьюга», «Пурга», «Гром»... Имя «Торок» как нельзя более под­ходило для сторожевика на Северном флоте. Коренные русские мореходы называли так сильный порыв ветра или шквал.

Это были небольшие и, для своего времени, пре­красно вооруженные корабли. Два турбозубчатых агре­гата с турбинами высокого и низкого давления обеспе­чивали поначалу приличную скорость хода в 24 узла, или почти 45 километров в час. Стараясь выжать боль­ше полезной отдачи с каждой тонны водоизмещения, конструкторы ориентировались на Балтику — закры­тый и относительно спокойный водоем. Для Балтики, пожалуй, были достаточны четыре миллиметра тол­щины листов стальной наружной обшивки. На ответст­венные связи корпуса, обеспечивающие его прочность, накинули всего по миллиметру. Но через год-два после постройки три таких корабля перебросили в Заполя­рье по Беломорско-Балтийскому каналу, четыре дру­гих сторожевика вошли в ядро нового Тихоокеанского флота. Тогда-то и выяснилось, что легкие и стройные корпуса не очень соответствуют названиям, выложен­ным накладными бронзовыми буквами на срезе кормы.

Наверное, нелегко было решиться послать такой сторожевик в открытое море. Особенно если учесть, что прогнозы погоды оправдываются не всегда. Одна­ко же боевых кораблей не хватало, и сторожевики не только плавали. Экипаж «Метели» был даже удостоен гвардейского флага. Но коррозия потихоньку точила и без того тонкие борта. За пятнадцать лет эксплуата­ции износились механизмы, которые тоже были первенцами, послужив основой для последующих, более совершенных конструкций. После войны капиталь­ный ремонт этих сторожевиков признали нерентабель­ным— новые построить дешевле. И тогда, чуть подла­тав, их назвали покуда учебными кораблями — до окончательного износа.

«Торок», поднятый из воды на кильблоки, по­казался лейтенанту Чеголину каким-то ненастоящим, похожим на музейный макет без стеклянного колпака. Жить на нем было крайне неудобно. Умывальники и прочую сантехнику временно отключили, пища гото­вилась на берегу, а пар в отопительную систему подавали шлангом с плавучей мастерской. Даже извечный ритуал подъема флага пришлось изменить. По распоряжению капитан-лейтенанта Выры на подъем флага строились одни офицеры. Официально это объясня­лось необходимостью принять доклады и дать распо­ряжения по службе, но скорее всего Василий Федото­вич слишком буквально толковал понятие «учебный корабль».

Куцей шеренгой из пяти человек командовал стар­ший лейтенант Лончиц, новый старпом. Василий Федотович придирчиво оглядывал каждого. По случаю ремонта допускалось единственное послабление — вза­мен ботинок можно было носить яловые сапоги, отпо­лированные до рояльного блеска. Из приоткрытых две­рей, из люков и горловин за построением офицеров следили десятки матросских глаз. Лейтенанты втихо­молку роптали. После подъема флага им всё равно приходилось переодеваться в комбинезоны и лезть с фонариком поочередно в каждый из четырнадцати во­донепроницаемых отсеков, вычерчивая эскизы общего расположения помещений, емкостей, механизмов и пу­ти магистралей. Чертежи проверял инженер-лейтенант Бестенюк. Понятно, по вечерам, поскольку у механика дел во время ремонта хватает. А Василий Федотович воспитывал и его:

— Почему курите на ходу?

Он прихватил механика на стенке дока, увел к себе в каюту и там вручил свежий «Огонек». Инженер-лейтенант нетерпеливо перелистывал журнал. Мысли его были заняты другим.

— Да вы читайте, Борис Егорович. Видите, я пока занят...

Механику до зарезу требовалось слазать в первое машинное отделение, но он снова взял «Огонек», на­ткнулся на фельетон и, прочитав, засмеялся.

— Понравилось? Вот и ладно. Пригласил вас, что­бы сказать: у механика обязательно должно быть вре­мя передохнуть. Иначе он работает на износ.

— Есть! — заёрзал Бестенюк. — Всё ясно. Если нет других вопросов, разрешите быть свободным.

— Ну, если вам не хочется быть гостем у коман­дира...

— Я бы с удовольствием. Но, понимаете, вскрыта забортная арматура.

— Всё равно не следует торопиться... Ладно, идите. Других вопросов покуда нет. А «Огонек» был вроде предохранительного клапана...

— Так и живем, — философски заметил механик, поделившись с новичками этой примечательной исто­рией, — Полгода служу на «Тороке», а он всё шпыняет,

— Видно, презирает маслопупов, — предположил Пекочинский.

— Ни в коем разе, — живо возразил Бестенюк, который в узком кругу охотно откликался на аббревиа­туру Бебс. — Вот сижу вечером в каюте. Китель снял, а под ним клетчатая ковбойка...

— Грязная?