Море исчезающих времен

Исторический день настал. Дюжие арбалетчики лихо расчищали дорогу столпам Республики на улицах, где роился народ возле стоек с рулеткой, лотереей, ларьков с фритангой, где на маленькой площади люди натянули москитные сетки, где невозмутимо сидели ясновидцы со змеями на шеях, сбывающие снадобья, которые должны исцелять от рожи и даровать бессмертие. В предвкушении вершинного момента стояли не шелохнувшись прачки из Сан-Хорхе, ловцы жемчуга из Кабо-де-Вела, вязальщики сетей из Сиенаги, коптильщики креветок из Тасахеры, знахари из Моханы, солевары из Мануаре, аккордеонисты из Вальедупары, объездчики лошадей из Айяпеля, продавцы папайи из Сан-Пелайо, лихие острословы из Да-Куэвы, оркестранты из Лас-Сабанас-де-Боливар, перевозчики из Реболо, бездельники из Магдалены, крючкотворы из Момпокса и многие другие вкупе с теми, о ком шла речь в самом начале рассказа. Даже ветераны полковника Аурелиано Буэндиа во главе с герцогом Мальборо в парадной форме – тигровая шкура с когтями и зубами – явились на похороны, пересилив столетнее зло на Великую Маму и ее приближенных, чтобы отнестись с прошением к Президенту о военных пенсиях, которых они тщетно ждали семьдесят лет подряд.

Около одиннадцати утра обезумевшая, измученная солнцепеком толпа, чей напор сдерживала элита невозмутимых блюстителей порядка в расшитых доломанах и пенных киверах, взревела от восторга. В черных фраках и цилиндрах, торжественные, исполненные сознания собственного достоинства, появились на углу телеграфного здания министры и сам Президент, а за ними – парламентская комиссия, Верховный суд, Государственный совет, традиционные политические партии, высшее духовенство, владетели банков, торговли и промышленности. Президент Республики – лысый, кургузенький, в солидных годах, болезненного вида – семенил под ошалелыми взглядами людей, которые когда-то заглазно сделали его верховным властителем и лишь теперь удостоверились в его реальном существовании. Рядом с ним выступали огрузневшие от сознания собственной значимости архиепископы и военачальники с выпяченной грудью в непробиваемой броне орденов, но лишь он один был окружен сиянием высшей власти.

Вторым потоком в мерном колыхании траурных шелков плыли королевы всего сущего и грядущего. Впервые без ярких, роскошных нарядов шли вслед за Королевой мира королева манго, королева зеленой айуямы, королева гвинейского банана, королева мучнистой юкки, королева гуайявы, королева кокосового масла, королева черной фасоли, королева четырехсотдвадцатишестиметровой связки яиц игуаны и все остальные королевы, которых не счесть и которых мы не упомянули, боясь утомить слишком длинным списком.

Великая Мама, возлежащая в гробу с пурпурными кистями, отрешенная от всего земного восемью медными подставками и насквозь пропитанная формалиновой вечностью, не могла постичь всей грандиозности своего могущества. Все, о чем она мечтала, сидя на балконе в знойной духоте, свершилось теперь, когда прогремели сорок восемь хвалебных песнопений, в которых высочайшие особы, ставшие символами целой эпохи, воздали должное ее памяти. Даже сам Верховный Первосвященник, который являлся ей в предсмертном бреду – летящий в золотой карете над садами Ватикана, – одолел с помощью пальмового опахала тропическое пекло и почтил своим высоким присутствием самые торжественные похороны на земле.

Простой люд, обалдев от лицезрения столь небывалой процессии, не услышал алчного хлопанья крыльев у порога господского дома, когда в итоге шумной перебранки именитых особ самые именитые вынесли на своих плечах катафалк с гробом Великой Мамы. Никто не различил грозных теней стервятников, которые ползли вслед за траурным кортежем по раскаленным улочкам Макондо. Никто не заметил, что после этой процессии на всех улочках остались зловонные отбросы. Никто не мог вообразить, что племянники и племянницы, приживалы и любимчики Великой Мамы, да и слуги, едва дождавшись выноса тела, ринутся поднимать полы, срывать двери, долбить стены – словом, делить родовой дом. Зато почти все до одного услышали шумный вздох облегчения, пронесшийся над толпой, когда после двухнедельных молитв и дифирамбов огромная свинцовая плита легла на могилу.

Кое у кого, кто при том присутствовал, хватило ума и догадки понять, что они стали свидетелями рождения новой эпохи.

Верховный Первосвященник, выполнивший свою великую миссию на грешной земле, мог теперь воспарить душой и телом на небеса. Президент мог теперь распоряжаться государством по своему разумению, королевы всего сущего и грядущего могли выходить замуж по любви, рожать детей, ну а простой люд мог натягивать москитные сетки где ему сподручнее и в любом уголке владений Великой Мамы, потому как сама Великая Мама, единственная из всех смертных, кто мог ранее тому воспротивиться и кто имел на то неограниченную власть, начала уже гнить под тяжестью свинцовой плиты.