Море серебрянного света

Внезапно он понял, что ее рука схватила его. Беспомощный, он разрешил опять усадить себя.  –  Поговорить о чем, Ава? Я знаю, что ты одинока  –  и что твоя жизнь ужасна, в некоторых отношениях. Но я ничего не могу сделать. Здесь я наемный рабочий, а твой отец очень могущественный человек.  –  Правда ли это, спросил он сам себя? Разве для таких случаев нет законов? Даже ребенок богатого человека имеет права  –  и разве родители не обязаны воспитывать своих отпрысков в том времени, в котором они родились? Думать было трудно  –  постоянное журчание ручья, свет, так странно пробивавшийся сквозь деревья, как если бы на него навалился груз окружающего сверхъестественного очарования.

Что мне делать? Бежать к адвокату? Или в комитет по правам человека ООН? Разве Финни не предупреждал меня, когда нанимал? И внезапная мысль, как ушат холодной воды. А что на самом деле случилось с последней учительницей? Они сказали, что были недовольны ей. Очень недовольны.

Пальцы Авиталь Жонглер по-прежнему сильно сжимали его руку. И когда их глаза встретились, он в первый раз увидел за девичьей взбалмошностью настоящее отчаяние, почти сумасшествие.

 –  Ты мне нужен, Пол. У меня нет никого, никого настоящего.

 –  Ава, я...

 –  Я люблю тебя, Пол. Я люблю тебя с того мгновения, как ты в первый раз вошел в мой дом. Сейчас мы по-настоящему одни и я могу тебе сказать все. А ты, ты можешь полюбить меня?

 –  Господи Иисусе!  –  Он отшатнулся, пораженный и почти больной от горя. Она плакала, но в ее лице помимо страданий было еще кое-что, более острое и тяжелое, что-то неистовое, как гнев.  –  Ава, не глупи. Я не могу... Мы не можем. Ты  –  моя ученица. Да ты еще ребенок!

Он встал и пошел. Но даже в смятении он очень осторожно переступил через кольцо белых мясистых грибов.

 –  Ребенок!  –  сказала она.  –  У ребенка никогда не болит сердце от любви  –  из-за тебя.

Пол колебался, сострадание сражалось с тайным ужасом.  –  Ты не знаешь о чем говоришь, Ава. Ты почти никого не видишь. Ты читаешь только старые книги. Так что я понимаю тебе... но этому не бывать.

 –  Не уходи.  –  Ее голос сорвался до отчаянного крика.  –  Ты должен остаться!

Чувствуя себя по меньшей мере предателем, он повернулся и пошел прочь.

 –  Я не ребенок!  –  крикнула она, не выходя из магического круга.  –  Как я могу быть ребенком, когда у меня самой уже есть ребенок от моего собственного...

ДЛИННАЯ нить воспоминаний внезапно порвалась и исчезла. Опустошенный и раскаивающийся, до физической боли, Пол выпал из восстановившегося прошлого в темное раздробленное настоящее.

ВО-ПЕРВЫХ он осознал, что сидит с бьющимся сердцем, и все еще слышит журчание воды, хотя даже эхо последних невероятных слов Авы полностью исчезло. Во-вторых, секундой позже, он сообразил, что сидит на земле рядом со стволом невообразимо гигантского дерева.

 –  О, мой бог!  –  простонал он, и на мгновение спрятал лицо в руки, стараясь не заплакать.  –  О, мой бог, опять! Нет!  –  Рядом с ним поднимался в воздух неровный цилиндр, шириной в офисную башню, серая кора тянулась в воздух на несколько сотен метров, прежде чем от центральной колонны отходили первые ветки. В этом зрелище было что-то странное, и только полная дезориентация после возвращения из сна-воспоминания помешала ему понять это немедленно.

Тогда, в его первой галлюцинации на поле боя, было только одно гигантское дерево, единственная магическая колонна, пронзившая облака; здесь их были сотни.

Мигнув, он встал, слегка поскользнувшись на рыхлой земле.

На этот раз настоящее, подумал он. Они все настоящие  –  или, по меньшей мере, сейчас я не сплю. Он медленно повернулся, замечая детали, в которые не мог поверить даже с открытыми глазами. Гигантскими были не только деревья. Он стоял на небольшой горке, скорее куче опавших листьев и рыхлой земли, и все вокруг него казалось гигантским  –  даже острые травинки были не меньше десяти метров в высоту, и ветер наполнял их, как узкие зеленые паруса. Дальше, за рощей качающихся цветов, каждый из которых был величиной с окно-розетку кафедрального собора, лежала зеленая вода, источник постоянного шума  –  широкая, как океан, но журчащая среди гигантских палок и камней величиной в дом; река, нет другого объяснения.

Я уменьшился. Черт побери, что же происходит? Он какое-то мгновение пытался вспомнить недавнее прошлое, заслоненное волной вернувшейся памяти. Где я был до того, как день с эльфийским кольцом вернулся ко мне?