Морган ускользает

Эмили серьезно кивала. Она сочувствовала Бонни: жизнь рядом с Морганом наверняка была невыносима. Но в конце-то концов, Эмили жить с ним не приходилось.

Она вспоминала, насколько странным он казался ей поначалу – его шляпы и костюмы, педантичная, старомодная манера речи. А теперь Морган представлялся ей… необычным, это верно, однако понятным. Ей захотелось поверить в справедливость его предположения о том, что за каждым событием вовсе не обязательно стоит какая-то причина. В прошлом месяце она и Леон сидели с ним в «Ресторане Юнолы», и Морган, взглянув в окно, сказал:

– Как интересно, там Ламонт идет. А я думал, он умер. – Впрочем, сильно удивленным он не выглядел. – Такое случается все чаще, – весело сообщил он. – Мне, например, все чаще кажется, что я вижу, как по улице топает отец моей матери, дедушка Бриндл, а он мертв уже сорок лет. И я говорю себе, что, может быть, он вовсе и не умирал, просто устал от прежней жизни и ушел, чтобы начать новую, уже без нас. Кто скажет, что такое не может случиться? Не исключено, что где-то есть небольшое поселение, а то и целый город, наполненный людьми, которые предположительно умерли, а на самом деле – ничуточки. Вы об этом не думали?

Леон устало зашипел, как делал, когда Эмили случалось сказать что-нибудь глупое. Ну а правда, почему бы такому городу и не существовать? Что в этом невозможного? Эмили выпрямилась, виновато взглянула на свои колени.

– Мир – странное место, – продолжал Морган. – Трясучие старушки, которым мы не доверили бы и тележкой для покупок управлять, налетают на нас, сидя за рулем двухтонных автомобилей, со скоростью семьдесят миль в час. Наша жизнь зависит от совершенно незнакомых людей. Полное отсутствие логики и надлежащей последовательности!

– Иисусе, – произнес Леон.

А вот Эмили приободрилась, все вдруг стало казаться ей более светлым. (Дело было вскоре после ее возвращения из Тэйни.) Широта взглядов Моргана представлялась ей чудесной. Она улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. Погода уже успела ухудшиться, поэтому теперь Морган носил русскую меховую шапку. Шапка сидела на его голове, как медвежонок. Он склонился над столиком к Леону и сказал:

– Я часто отчаиваюсь. Вам это может казаться забавным. Я произвожу впечатление человека, чья мрачность комична. Но я отношусь к ней очень серьезно. Я думаю: к чему все сведется спустя десять тысяч лет? К тому времени наша планета исчезнет. И какой тогда во всем смысл? Думаю-думаю и влезаю не в тот автобус. А если я бываю счастливым, то по причинам не более внятным. Воображаю, что я умный-преумный, что все на моей стороне, но возможно ведь, что это совсем не так.

Леон, наблюдавший за официанткой, которая пополняла их чашки, шумно выдохнул.

– О, я вас раздражаю, – сказал Морган.

– Нет, нисколько, – возразила Эмили.

– А мне почему-то кажется, что да. Леон? Я вас раздражаю?

– Ничуть, – угрюмо ответил Леон.

– Я склонен думать, – снова заговорил Морган, – что со мной никогда не случалось чего-либо настоящего, однако, оглядываясь назад, понимаю, насколько это неверно. Мой отец умер, я женился, мы с женой вырастили семерых человеческих существ. Мои дочери пережили обычное число катастроф и трагедий, они повзрослели, вышли замуж, родили детей, некоторые развелись. Сестра перенесла два развода – ну по крайней мере, два брака, – мать стареет, память у нее уже не та… Но все это по непонятной причине кажется мне где-то прочитанным, случившимся с кем-то другим. Я словно бы наблюдаю за всем со стороны, испытывая умеренное любопытство, и думаю: что же, это и есть жизнь – в своем роде, так? Как будто она вовсе и не моя. Как будто я собираюсь перепробовать другие возможности, сделать вторую и третью попытки, глядишь, в двух из трех что-нибудь и выиграю. Похоже, я не могу принять все это всерьез.

– Ну ладно, мне сегодня нужно кое-что сделать, – заявил, вставая, Леон.

А Эмили сказала Моргану:

– Я знаю, что вы имеете в виду.

«Я хотела бы это знать» – вот как ей следовало сказать.