Моряк, которого разлюбило море

— Это не значит, что мы никогда ничего не сделаем, — тут же возразил звонкий голос Главаря. — Кстати, ни один из нас не принимал всерьез этого Рюдзи Цукадзаки, и только для Третьего он кое-что собой представлял. Он как минимум привел ему блестящее доказательство внутренних космических связей, о которых я постоянно толкую. Однако затем он безжалостно предал Третьего. Превратился в худшее в мире существо — в отца. Так нельзя. Это гораздо хуже, чем если бы он изначально ни на что не годился. Я всегда говорю, что мир — это набор простых знаков и простых решений. Рюдзи, возможно, сам того не ведая, являлся одним из таких знаков. Во всяком случае, по свидетельству Третьего, он, кажется, явился одним из таких знаков… Вы же помните о нашей обязанности? Выпавшую шестерню, пусть и с трудом, следует вернуть на ее законное место. Если этого не сделать, нарушится мировой порядок. Поскольку мы знаем, что мир пуст, нам остается лишь сохранять порядок самой этой пустоты, что очень важно. Мы — исполнители. — Затем добавил просто: — Делать нечего. Будем наказывать. В конечном счете ему это будет только на пользу. Третий, помнишь, на причале Ямасита я говорил, что есть лишь один способ снова сделать из него героя? И что скоро настанет время, когда я смогу рассказать тебе об этом способе?

— Помню. — Нобору сжал мелко трясущиеся ляжки.

— Это время настало.

Остальные пятеро тихо переглянулись. Все понимали важность того, что собирается сказать Главарь.

Они смотрели в потемневший в вечерней тени пустой бассейн. Облупившееся голубое дно пересекали несколько белых линий. Скопившиеся в углах высохшие палые листья наслаивались друг на друга.

Сейчас его глубина пугала. Он казался еще глубже в жидком голубом сумраке. Реальное ощущение того, что брошенное туда тело будет нечему поддержать, создавало в пустом бассейне непрерывное напряжение. Не было летней воды, принимающей в себя и поддерживающей из глубины тела пловцов, и это высохшее сооружение, памятник воде и лету, таило чрезвычайную опасность. Спускающаяся от края бассейна и обрывающаяся высоко над дном голубая лесенка…

Тело и правда совсем нечему будет поддержать!

— Уроки завтра кончатся в два, а потом давайте заманим его сюда и все вместе отведем в Сугита, в наш сухой док. Третий, твое дело — ловко его заманить. Сейчас я скажу, кому что следует принести, а вы запоминайте. Я несу снотворное и скальпель. Такого силача придется усыпить, иначе ничего не выйдет. У нас дома есть немецкое снотворное, доза — от одной до трех пилюль, так что, если дать ему семь штук, думаю, его свалит одним ударом. Я растолку их в порошок, чтобы проще было растворить в чае. Первый несет толстую альпинистскую пятимиллиметровую пеньку. Нарежь ее кусками… раз, два, три, четыре. Ага, с запасом штук пять по два метра. Второй наливает в термос горячий чай и прячет в портфеле. Третий заманивает, так что больше от него ничего не требуется. Четвертый приносит сахар, ложку, бумажные стаканчики для нас и пластиковый стакан темного цвета для него. Пятый готовит хлопчатобумажное полотенце, чтобы завязать ему глаза и сделать кляп. Еще каждый может принести режущий инструмент, какой понравится. Нож, сверло — все, что угодно. Основное мы отработали на кошке, так что все то же самое. Беспокоиться ни о чем не нужно. Он просто чуть крупнее кошки. Ну и наверное, чуть более вонючий.

В упорном молчании все опустили взгляды в пустой бассейн.

— Боишься, Первый? — Первый едва заметно качнул головой.

— Второй, ты? — Второй сунул руки в карманы пальто, словно внезапно замерз.

— Третий, что с тобой?

Нобору не мог ответить, он тяжело дышал, во рту пересохло, словно туда натолкали сухой травы.

— Тьфу! Так я и думал. Всегда важничаете, а в самый главный момент в кусты. Я вас успокою. Специально кое-что принес. — Главарь вытащил из портфеля «Полный свод законов» в розоватой обложке и ловко открыл на нужной странице. — Готовы? Я зачитаю, а вы внимательно слушайте. Статья сорок один Уголовного кодекса. «Поступки лиц, не достигших четырнадцати лет, уголовно не наказуемы». Читаю еще раз, громко: «Поступки лиц, не достигших четырнадцати лет, уголовно не наказуемы».

Заставив по кругу прочесть всех пятерых эту страницу «Свода законов», Главарь продолжил:

— Этот закон предназначен специально для нас тем пустым обществом, в которое верят наши отцы. Думаю, за это мы можем быть им благодарны. В нем нашли отражение надежды, возлагаемые на нас взрослыми, и их несбывшиеся мечты. Связав себя по рукам и ногам, взрослые, уверовав в то, что мы ни на что не способны, подарили нам единственный шанс мельком взглянуть на лоскуток голубого неба и глотнуть абсолютной свободы. Иначе говоря, взрослые написали детскую сказку, да только сказка вышла довольно опасная. Ну да ладно. Пока что мы так или иначе славные, слабые, невинные дети. Троим из нас — мне, Первому и Третьему — четырнадцать исполнится в следующем месяце. Остальным — в марте. Подумайте. Это последний шанс для всех нас.