Моряки Гора

— Мое тело настолько отличается от мужского, — прошептала Альциноя, — это тело самой природой создано для их удовольствия. Разве они не могут рассмотреть это с первого взгляда, увидеть, что оно сделано для них, что оно принадлежит им! То, что они считают его отличающимся от своего, красивым и желанным, возбуждает меня. Это заставляет меня чувствовать себя необыкновенно значимой, горячей и настоящей! Я хочу, чтобы они смотрели на мое тело с интересом и удовольствием. Разве неподходяще, что женское тело принадлежит, как и вся женщина, мужчине? Я всегда хотела похвастаться им, показать его, продемонстрировать во всей красе, и я благодарна вам за то, что Вы вынудили меня сделать это. Почему мы должны довольствоваться непорядком вуали, показавшейся из-под кромки юбки лодыжкой? Уж лучше быть рабыней в ошейнике, лишенной какого бы то ни было иного выбора, кроме как обнажиться перед мужчинами! Неужели Вы думаете, что свободная женщина в глубине своего сердца не хочет, отбросив одежды, показать себя той, кто она есть, женщиной! Или Вы думаете, что она действительно хочет получить выгоду от намеков о своей красоте, выставляя ее перед собой как завязанный кошелек неизвестно с какими деньгами? Если такие среди нас и найдутся, то не лучше ли сразу отправить их в цепях на прилавок невольничьего рынка? Красота женщины — это не повод для стыда. Я не понимаю, кому могла прийти в голову такая чушь? Неужели кто-то действительно думает что это позор? Я уверена, что красота женщины не повод для стыда, не позорное пятно и не преступление, чтобы скрывать ее от взглядов других. Действительно ли женщина хочет скрывать свою красоту? Или все же, в глубине своего сердца, она жаждет продемонстрировать ее? Так ли сильно это отличается от тысяч других видов прекрасного? От красоты травы и деревьев, скачущего табука, крадущегося слина или бегущей кайилы? Разве это не то, чему можно радоваться, чем можно наслаждаться? Так позвольте рабыне быть бесстыдной в своей сексуальности, не мешайте ей гордиться своим полом. Пусть она одним своим видом говорит свободной женщине: «Здесь я женщина, которую мужчины нашли приятной, и ее ошейник тому доказательство. А что насчет тебя? Я беспомощна, я принадлежу им. Я должна быть покорной и бояться их плети! Но разве Ты на моем месте не была бы такой же? Оскорбляйте меня и ненавидьте, если вам так угодно. Но я довольна и счастлива. А можешь ли Ты похвастаться тем же самым?»

Я дал ей договорить, а затем накрыл ее губы своими и отведал с них вино ее неволи. От страсти моего поцелуя у нее перехватило дыхание. Руки девушки змеями обвились вокруг моего торса.

— Ох! — простонала она.

Когда я оторвал Альциною от себя, на ее теле остался отпечаток пряжки моего ремня.

— Владейте мною, — попросила она. — Я — ваша рабыня! Вы знаете это!

То, что такая вещь, как она, могла принадлежать любому, доставило мне немалое удовольствие.

Она была рабыней в моих руках.

— Я люблю вас, — сказала Альциноя. — Я люблю вас! Я люблю вас, мой Господин!

— Осторожней со словами, — предупредил я ее.

— Не продавайте меня! — попросила она. — Не выставляйте меня на торги! Я так беспомощна!

— Ты мне не принадлежишь, — напомнил я.

— Но именно ваш ошейник я жажду носить!

— Уверен, на самом деле Ты хочешь быть свободной, — не поверил ей я.

— Нет, нет, нет! — заплакала девушка. — Я хочу быть рабыней!

— Почему? — осведомился я.

— Потому, что я — рабыня, — ответила бывшая Леди Флавия. — В моем сердце живет жажда любить и служить! Я хочу отдавать все. Я хочу господина! Я хочу принадлежать! Закуйте меня в цепи, свяжите меня, доминируйте надо мной! Я хочу быть настолько желанной, желаемой и востребованной, чтобы у мужчины даже мысли не возникло держать меня кем-либо, кроме как той, кто я есть, рабыней, пусть и под угрозой плети! Именно такого отношения к себе я хочу! О, как рьяно я старалась бы, чтобы мой господин был мною доволен!

— Тем не мене, я уверен, что Ты хочешь свободы, — настаивал я.

— Я не мужчина, — вздохнула Альциноя. — Я — женщина!

— Даже в этом случае, — пожал я плечами.

— Нет, — мотнула она головой, — тысячу раз нет! Я познала пустоту и одиночество свободы, ее претензии, эгоизм и неуверенность, смятение, тесноту, неопределенность и двусмысленность, отсутствие цели, значения и идентичности!

— Это верно, — согласился я, — у рабыни есть цель и значение. И они довольно ясны. Также верно и то, что это ожидается от нее, ясно и без сомнений, поскольку она та, кто она есть. Это столь же ясно, как ошейник на ее шее.

— Это неотъемлемая часть и моего пола и моего сердца, — заявила Альциноя. — Это — древняя и неотъемлемая часть моего тела, жаждущая принадлежать, стоять на коленях, уважать, подчиниться, служить, ублажать, находиться у ног господина, именно там, где я хочу быть!

— Но ведь свобода драгоценна, — напомнил я.

— Да, — не стала отрицать она, — так же, как и неволя.

— Я слышал об этом, — кивнул я.

— Найдется ли женщина, которая не хочет принадлежать, — спросила Альциноя, — которая не жаждет господина?