Моряки Гора

Многие роптали против Терсита. Почему он выступил против проведения простой церемонии умиротворения Тассы? Почему не позволил сгладить ее волны вылив в море немного масла, смешать добытую людьми соль с ее горько-соленой водой, закрепить родство, дружбу, даже союз, поделиться с ней вином, что она согрелась и расслабилась? Что плохого в том, чтобы умиротворить Тассу? Почему нет? Неужели это так дорого? Разве такое упущение, такая оплошность, даже такая дерзость не могла оскорбить Тассу? Неужели она не запомнила бы такую мелочь, не выждала бы подходящего момента, пока наглец не заберется подальше в море, не оторвется подальше от берега, собирая тем временем свои тучи и ветра? Разве можно забывать о сотнях кораблей и тысячах мореходов, покинувших свои порты, чтобы никто и никогда не увидел их снова? Не по этой ли причине, большинство гореанских моряков стараются не рисковать и не удаляться за пределы видимости берегов, и даже предпочитают вытаскивать на берег свои суда на ночевку.

— Пусть Тасса бушует, — кричал Терсит. — Пусть она, недовольная делом рук моих, делает все, что ей вздумается. Пусть мелкие людишки склоняются перед ее силой, жаждут ее милости, выпрашивают у нее поблажек! Я не боюсь ее! Никакого масла, никакой соли, никакого вина для нее! Пусть трусы предлагают ей такие подарки, такие низменные ходатайства! Только не я! Я бросаю ей вызов прочностью сделанной мною обшивки. Пусть она кипит и шипит, обижается и гневается, свистит и ревет, хмурится и рычит, поднимает нас на гребне волны и бросает в пучину, завывает, кидает, качает и бьет нас, корчится и брыкается, как ей вздумается, она не сможет ни сказать нет моей воле, ни преградить путь моему кораблю. В лице моего корабля жестокая зеленая Тасса встретит равного себе противника, встретит своего господина! Терсит покажет людям, что можно выходить в море в любое время года и в любую погоду! Терсит ходит там, где пожелает. Он ни у кого не спрашивает разрешения, не выпрашивает расположения, не боится угроз, его не пугают препятствия. Пусть Тасса съеживается и дрожит перед Терситом и его могучим кораблем! Он подчинит ее! Он смирит ее! Он согнет ее шею под хомут своей воли! Да, я, Терсит, тот, кого мужчины в течение многих лет презирали, высмеивали, дразнили и изгоняли, наконец поднялся выше всех, теперь стал могучим и знаменитым, иду завоевывать ужасную Тассу. Я вызываю тебя, могучая Тасса! Сделай все, что Ты можешь! Терсит и творение его рук приветствуют твою злобу, пусть люди удивятся тому, что столь могущественный противник был унижен до такой тщетности. Мой корабль расколет твои волны, выдержит твои ветра и поборет твои шторма! Мы попираем тебя, могучую Тассу, ходя там, где пожелаем! Так сделай все, что сможешь, могущественная Тасса! Тебя дразнят! Тебя презирают!

Сумерки начинались все раньше, а мороз, казалось, уже не прекращался.

Иногда волны били в борт, подобно молотам, с такой силой, что мы, находившиеся внутри, под защитой деревянных ребер судового набора, боялись, что море вот-вот ворвется к нам.

Шла уже пятая неделя после окончания восьмой руки перехода. Следующий день был первым днем девятой руки перехода, которая заканчивалась зимним солнцестоянием, а потом шел первый день Се-вал-лар-Торвис, месяца второго оборота Тор-ту-Гора, Света над Домашним Камнем.

— Не расслабляться! — прикрикнул на нас Торгус, появившийся на ступенях трапа, ведущего из трюма на палубу выше и находившегося позади и справа от нас.

Этот здоровяк был из тарновой кавалерии. В руках он держал футшток, которым периодически проверял уровень воды в льялах и, судя по лицу, был доволен, вода за последний ан не поднялась ни на дюйм.

— Молодцы, парни! — похвалил нас Торгус.

Корабль был семи-палубным, шести-мачтовым, с прямым парусным вооружением. Доски обшивки корпуса крепились встык, а управлялся корабль одним единственным рулем, подвешенным на ахтерштевень, а не одним или двумя рулевыми веслами, расположенными в корме по бортам, как это принято на большинстве гореанских судов. С другой стороны, галеры, спрятанные внутри корпуса, были типичной для гореанских судов конструкции, как длинных, так и круглых, с рядом весел, банками для гребцов по бортам, двумя рулевыми веслами, одной убираемой мачтой и косым парусом. Как и большинство длинных кораблей, а также драккаров Торвальдслэнда, они были открыты всем ветрам, а вот круглые суда, более крупные и медлительные, обычно имеют палубный настил, чтобы защитить груз и пассажиров, если судно для перевозки таковых используется.

Торгус повернулся и, забрав с собой футшток, поднялся по трапу.

Мы были не единственной командой, стоявшей вахту у льяльных помп. Насколько я знал, на корабле было еще несколько подобных насосных отделений в других местах, но где и сколько их я понятия не имел. Конкретно наше отделение располагалось в левом носовом трюме. Здесь было установлено три помпы, каждой из которых управляли четыре человека, по двое на каждой ручке.