Читаем Морис Торез полностью

Еще недавно, когда в народе заходил разговор о героях и героизме, люди часто пожимали плечами. За этими словами им чудилась привычная мистификация, к которой прибегали господствующие классы: размахивая звенящими и сверкающими погремушками, они неизменно посылали народы на гибель. Но в наши дни французский народ сумел по достоинству оценить истинное значение слов «герой» и «героизм», ибо в годы оккупации уже не вверху, а внизу, в самых недрах нации рождались и эти слова и то, что за ними стояло!

И все же необходимо дать некоторые объяснения в связи с понятием «герои». Большой художник Курбе был материалистом и считал возможным рисовать лишь то, что видел или мог видеть своими глазами, вот почему он осуждал один из идеалистических приемов в живописи — аллегорию. И все же, когда Гюстав Курбе написал свое огромное полотно «Мастерская», ныне выставленное в Лувре, полотно, на котором представлены лишь хорошо знакомые ему вещи, модели картин, нарисованных им за десять лет, собранные вокруг самого художника в его мастерской, он назвал это полотно реальной аллегорией

. Так вот, в противоположность призрачным «героям», чей удел состоял в том, чтобы оправдывать начинания буржуазии, пролетариат имеет сегодня реальных героев, обладающих одновременно двумя свойствами: они олицетворяют определенный момент в истории, как это было свойственно Роланду, Робинзону или Растиньяку, и в то же время представляют собою как бы конденсацию всего того лучшего, что есть в человечестве, они не только герои для нас, для сегодняшнего дня, они герои и для прошлого и для будущего. Возьмем, к примеру, Мересьева, героя «Повести о настоящем человеке», написанной советским романистом Полевым: он человек из плоти и крови, которому мы пожимали руку в Париже на Первом конгрессе сторонников мира в зале Плейель; этот летчик с ампутированными ногами, одержавший верх над своим увечьем и сумевший несмотря на протезы управлять военным самолетом, отвечает всем требованиям, которые предъявляли к героизму Гомер, или авторы наших «песен о подвигах», или поэты, воспевавшие наполеоновскую эпопею, и одновременно он останется героем будущего, ибо он черпал силу в своей вере в будущее, ибо он не просто герой, какие бывали в прошлом, но герой окончательного торжества человека, герой-большевик.

Все сказанное выше лишь очень длинное вступление к той теме, которую я собираюсь изложить перед вами; именно для этого я постарался внести ясность в терминологию. Я хочу сказать, что французский пролетариат, первым в мире выступавший на общественной арене как организованная сила, далеко ушел вперед с того времени, когда его можно было изображать ребенком, умирающим с песней на баррикадах,— ныне он перерос Гавроша, возмужал, стал гигантом, классом нового типа, и из недр пролетариата возник олицетворяющий его герой, который лучше, чем Роланд в эпоху феодальных грез, лучше, чем Наполеон, поднявшийся на развалинах Бастилии, воплотил силу, мудрость, исторические судьбы своего класса: этот человек — герой нового типа, реальный герой — Морис Торез.

Да, тут нет никакой идеализации, мы говорим все это, отлично сознавая историческую реальность. Великий французский народ и его борющийся авангард нашли в Морисе Торезе героическое и реальное выражение своих исторических судеб. Я заявляю об этом в тот час, когда в прессе, готовящей истребительные войны, и с помощью афиш[4]

, оплаченных золотом янки и пестрящих на стенах Парижа, развертывается чудовищная кампания, поощряемая глухим голосом лицемерного академика, кампания против человека, которого так боятся, что не жалеют ни чернил, ни желчи, ибо сама его жизнь означает для своры его противников конец их привилегий и выгод, добытых нечестным путем, означает конец для Мориаков и Ж.-П. Давидов[5] и прочих любителей ловить рыбку в мутной воде. Говоря это я понимаю, что между названными людьми существуют некоторые различия. Но пусть те, кому мои слова придутся не по вкусу, пеняют на себя: ведь они сами выбрали себе компанию, сами включились в общий хор!

Вот наш ответ на их злобный лай: надо знать и понимать человека, олицетворяющего героический пролетариат Франции,— я говорю о Морисе Торезе, который выковал Французскую коммунистическую партию и руководит ею, надо постараться лучше узнать его с тем, чтобы все маневры врагов потерпели неудачу, чтобы ложь отступила перед его истинным обликом, надо, чтобы безотчетная любовь, которую испытывают к нему народные массы нашей страны, стала сознательной любовью, чтобы честных людей не оглушала корыстная шумиха, поднятая теми, кто посылает французов умирать во Вьетнаме, кто отдает родину во власть банкиров и военщины Уоллстрита, кто угрожает гильотиной человеку, подписавшему вместе с Морисом Торезом воззвание от 10 июля 1940 года, направленное против правительства Петена — Пине — Шумана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное