Морок

— Я негласно сказал «да». — Продолжал между тем Олег. — И получил духовную связь со своим спутником. Он не давил на меня, нет. Знал, что я уже с ним. Отсюда, вернее, от него и эти знания. И иммунитет против всех страхов, чего нет, к сожалению, у тебя, Николаич. Разве б я додумался, что делать с твоим червяком, будь я прежним недотёпой Олегом? Да я бы обделался и выпустил монстра похлеще твоего! Губка не спит. Она точит своё мастерство, и коконы… те были робкие зарисовки. Пробные мазки. А теперь? Ты видел масштаб, прочувствовал? Вот то-то же!

— Всё как у Шекли — Пробормотал Вадим.

— Что, не понял?

— С Наташкой читали Роберта Шекли. Рассказ как на планете астронавты плодили страшилищ, вытаскивая их из детских воспоминаний. Совсем мой случай.

— Похоже на то. А у меня другое сравнение! В детстве смотрел мультик. Для взрослых. Была такая категория мультфильмов, может, помнишь? Так вот: там один военный конструктор изобрёл танк, который считывал информацию с людей. В обороне танк сканировал артиллериста и заведомо уходил с тех координат, куда наносился удар. Танк был на шаг впереди и считался неуязвимым. Но вот конструктор щелкнул тумблер в танке, и танк перешёл в режим «атака». За пять минут танк уничтожил всех, кто был на полигоне. Оказалось, он реагировал на импульсы страха, исходящие от живых людей и уничтожал всякого боящегося его. А? Чем не твой случай?

— Мой? Наверно… — Вадим обиженно прикусил губу. — Мультик я не помню, вроде смотрел… Почему по тебе танк не стреляет? Ты что, совсем не боишься? Дай, пожалуйста, ещё сигарету! Если тебе не в грабёж… Я бы водки стакан жахнул!

— Держи, грабитель! — Кинул пачку Олег, весело подмигнув при этом. — Водки бы и я жахнул, да кто её нальёт. Почему в меня танк не стреляет? Отчасти я тебе ответил, но давай разберём попристальней. Мою модель страха ты видел! Там, на шоссе…

Зорину припомнился неприятный, бомжеватого типа, мужчина. Не старик, не парень, а сплошной укор и ненависть.

— Это его… ты? До самоубийства?

— Да-а… Мерзкий случай. Клеймо мне в душу. Покойник был скользкий подловатый человечек, но таких миллионы, да и сам я… лучше ли? Но попался мне по жизни, да ещё в период службы. Ну и коса на камень! Я «застарел» не по сроку, то отдельная притча, а он тащил «гусёвку» как положено. Так у нас молодой год прозывался…

Зорин кивнул, давая понять, что просекает «фишку» и не нуждается в детализации. Головной продолжил и пока рассказывал, Вадиму чудилась неуловимая подмена Олеговой сущности. Парень разоткровенничался не потому, что наболело и захотелось вдруг излиться. А потому что смотрел на себя того прошлого со стороны своего сегодняшнего двойника. Не оставляя права за первым внести какие-либо поправки или оправдания. История была дрянь, но таких историй в армии пруд пруди. На каждые полгода трагедия сквозь фарс. Но Олег взял ответственность за смерть солдата именно на свои плечи, рассматривая свою долю зла как первопричину, как исток. А он, Вадим? Сам-то, из другого теста что ли? Развил в себе комплексы за гибель Вальки, да и дед этот, мститель, тоже приклеился…

— Ты поступил плохо. Отвратительно. — Сказал Вадим, дотягивая свой чинарик. Повисла пауза и Олег ждал его приговора. — Но… Поступить иначе ты просто не мог. Тогда не мог. Ты вошёл в жизнь, Олег, руководствуясь правилом обезьяны с дубинкой. По принципу: у меня дубинка, у меня власть. Ты и шёл-то, ногами расчищая путь от слабых и неинтересных. Я помню наш разговор по этой теме. Лёд у тебя тогда подломился, верно, но лишь верхняя корка. Трудно изменить себя, когда себя переделать невозможно, стереотипы и привычки — это наш бич, увы! Но теперь ты изменился революционно. В какие-то два дня… Тряхнуло, говоришь? Наверно… Зная тебя, ты б и рассказывать это не стал.

— Во-во, Николаич! И я о том же! — Олег радостно затряс головой. — Свои нарывы и гнойники мы густо пудрим от чужих глаз. Аксиома. Ты ведь тоже, не любитель откровенничать, да? А вот мне не в лом распахнуть счас душу. Всякому не стал, а тебе как отцу…

Головной усмехнулся.

— Отцу… Отца своего не люблю и не помню. Запомнил его руки. Жёсткие мозоли и жёлтые с грязными ногтями пальцы… Ты мой наставник. И тебе я верю. К чему я это всё… ТАМ внутри самого себя я перетянул гитарные струны. Видишь, я и говорить красиво научился. Я, как и Люся, попросил прощения. Уж не знаю, простил ли меня Артур, только тот Олег спёкся. Который… Не мог иначе… Вслед за верхней коркой, как ты сказал, протаяла и вся глыба льда. Я поверил своей внутряшке и стал спокоен как удав. Моя подсуть рядом со мной, на расстоянии вытянутой руки. Оттого и губка бессильна что-либо… В отношении меня. Потому и танк по мне не стреляет. Я не боюсь! Думаешь, у меня детских страшилок мало? У-у! Можно б было музей восковых фигур построить, и твой червячок занял бы пятнадцатое место. А вот по тебе картина печальная…