Иннокентий на всякий случай, помня о крутом нраве народа Ши, поклонился и вошёл внутрь.
Глава 10
Роскошная зала, увитая неисчислимыми зелёными ветками дуба и сосны, устланная по полу луговыми травами и цветами, казалось, была напоена и согрета самим солнцем, а не камином. В любом случае, очаг её был так искусно скрыт строителями от глаз, что Иннокентий не смог его обнаружить.
Сначала ему, и вправду, показалось, будто в зале множество юных дев: одна любовалась собой в зеркало, парочка других стояли боком, не смея повернуться лицом к гостю, однако, разглядывая его во все глаза. Ещё одна особа и вовсе обратилась к нему спиной.
«Экая цаца!» — подумал про себя Иннокентий. И тут же, будто угадав его мысли, девушка, разглядывавшая свое отражение в зеркале рассмеялась, а за ней множеством колокольчиков смех разлился по всей комнате.
Иннокентий растерянно поклонился.
— Приветствую вас, истинные девы народа Ши!
Девушки, как одна, приняли самое серьёзное выражение лица и теперь смотрели на юношу уже без насмешки.
— Народ Ши? — зашептались они между собой.
— Вы ведь народ Ши?
— Да! — закивали союзно хозяйки вертлявого дворца и отчего-то вновь захихикали.
— Я прибыл к вам просить вас о помощи с кристаллом, — заговорил Иннокентий. — Видать, он как-то то ли запылился, то ли ещё что с ним случилось, но наш мир отражает ваш криво, много глупости и зла в нём творится. Мне бы тот кристалл посмотреть и почистить?
Вместо ответа барышни зашептались и несколько пар глаз уставились на него как будто с надеждой, во всяком случае, так показалось юноше.
«Странно», — подумал про себя Иннокентий. — «Почему мне показалось, что в их глазах есть какая-то просьба о помощи, и даже как будто надежда. Ведь это я их о помощи пришел просить, а не они меня. Наверное, заигрался в героя, и теперь во всяком взгляде мне чудится, словно на меня смотрят как на избавителя от бед».
Однако, вскоре барышни заговорили, и Иннокентий понял, что не ошибся.
— Ты прав, кристалл, действительно, накрыла серая паутина, искажающая его свет, но мы, к сожалению, не сможем тебе помочь. Серый хозяин той самой серой паутины, Хозяин лжи и обмана заключил нас в зеркала, из которых мы не можем вернуться в наш мир, а значит, не сможем проводить тебя к кристаллу, — горько вздохнули девы.
Иннокентий огляделся снова. Только сейчас он увидел, что стоит на лесной поляне, окруженной несколькими высоченными зеркалами без рам и разговаривает с отражениями девушек.
— Как я могу помочь вам? — спросил Иннокентий.
— Подойди к любой из нас, — последовал ответ.
Юноша двинулся к той, которая, как ему казалось, стояла прямо перед ним. В сердцах он проклинал снова и снова своего отца, который сыграл с ним новую злую шутку, отправив к кристаллу, к которому сам же уничтожил путь.
Он протянул руку, чтобы коснуться гладкой поверхности, однако не смог дотянуться. Сделал шаг и споткнулся о что-то тяжёлое и мягкое. Нагнувшись, посмотреть, что же преградило ему дорогу, Иннокентий отшатнулся и едва сдержал крик.
— Что?! Что ты заметил? Ты что-то нашёл?! — заволновались отражения.
— Нет. Ничего, мне показалось, — быстро ответил Иннокентий, стараясь не глядеть на знакомые золотые перстни и край грязного парчового плаща, надетые на останках того, что когда-то был его странным и всё-таки добрым другом по имени Казимир.
— Подойди же, — шепнула дева впереди него и улыбнулась.
— Это, оказывается, не так-то просто, — нашёлся Иннокентий. — Я пробую…
Отражение недовольно изогнуло бровь, но юноша этого уже не видел, так как старательно отворачивался от зеркальных поверхностей. Задача оказалась не из лёгких: смотреть вверх было как-то странно, девы могли догадаться, что он что-то подозревает. Глядеть вниз после страшной находки стало просто невыносимо. Всё, что оставалось, — это стороны, но там везде были эти глаза, в которых теплилась надежда. И раньше эта надежда грела сердце юноши, он был рад наконец-то помочь тому, кто в этом действительно нуждается, а не тому, кто просит помощи, чтобы навредить другому. Но теперь, когда Иннокентий уже понял, что не будет помогать прекрасным девам с той стороны зеркал, эти угольки надежды видеть стало больно. Неприятно, противно было от самого себя, ведь вот же стоит человек, и ему нужно помочь, ведь если бы не нужно было бы, разве б он просил? Да и даже если ему не нужно, всё равно разве можно отказать, если просят. Иннокентий как-то привык никому и никогда не отказывать. Ведь в том и соль хорошего человека, что он всем готов помочь. А Иннокентию приятно было думать о себе, как о хорошем человеке, и неприятно, как о плохом. А откуда человек знает, плох он или хорош? Конечно, из тех слов, что скажет соседка, из тех взглядов, что пронзят его по дороге, из тех правил, которым научила его мама. И ни в словах соседки, ни во взглядах, ни в маминых поучениях не было ничего о том, как можно отказать человеку и остаться при этом хорошим. Наоборот, было только одно — сам умри, но никому не отказывай.