— Но откуда же тогда по твоему телу столько пятен крови? — продолжил Ярослав.
— Я… Мы… Знаете, я тогда вбежала в комнату, разбудила Кешу, и мы… Он меня так успокаивал…
— А только я один заметил, что тень — чужак? Любой бы из нас проделал путь к Борису, ни разу не споткнувшись, — отметил Ярослав.
Маги закивали в знак согласия и посмотрели снова на плачущую Лею.
— Ну тогда понятно, почему на тебе пятна, девочка. Тебя так успокаивали, стало быть, — погладил Богдан по голове.
— А ведь Борис был прав со своим заклятием книжным, — тихо сказал Вениамин. — «Седьмой — убийца!»
Ужасная догадка Вениамина поразила всех почти одновременно. Роковая ошибка, которую они допустили, не уследив за юношей, напугала и озадачила всех.
— Но ведь нас всего шестеро? Кто седьмой? — вклинилась Матильда.
Миролюб тем временем, ни разу до сих пор не отходивший от избы далее, чем на сотню шагов, заплутал в топях и неверных тропах.
Много раз уже корил он себя за поспешность, с которой покинул дом. Однако, он рассчитывал догнать товарищей, но тут чутьё подвело мага и он, вероятно, выбрал не то направление, каким следовали Казимир и Иннокентий.
Солнце ещё высоко стояло над землей, но путник боялся оказаться в дороге один без еды и вдали от людей: до этого дня он ни разу не бывал в такой ситуации. Дома, в избе, не надо было беспокоиться даже о том, чтобы добывать еду, всё делал Богдан.
Погруженный в невесёлые думы, несколько раз успевший по пояс вымокнуть, неверно ступая на хлипких болотных кочках, Миролюб приблизился к невысокому холму. Несмотря на то, что холм был и впрямь невысок, путник обрадовался ему, как родному: наконец-то можно было забраться поближе к солнцу, ступая по твердой земле, тем более, что кто-то как будто нарочно надолбил по краю холма уступы, чтобы забираться было легче.
С вершины холма Миролюб увидел широкую наезженную дорогу, чему несказанно обрадовался. Холм находился у самого края болот и служил естественной границей между краем топи и началом твердой земли.
«Э-ге, — подумал про себя Миролюб. — Матушка сказывала, что такие холмы обычно бывают волшебными. Впрочем, я и не против увидеть волшебство. Как там моя бедная матушка, никогда от неё не получал я никаких вестей, а всё помню».
Он поудобнее уселся, сняв штаны и рубаху, расстелив их на траве, и подставляя лицо последним лучам солнца. Вскоре его сморил сон. Через некоторое время какой-то мерный стук заставил Миролюба оглядеться. Он протёр спросонья глаза и поглядел вокруг. Шум, похожий на перебор копыт по утоптанной земле, раздавался явно снизу. Миролюб повнимательнее вгляделся и увидел вдалеке быстро перемещающуюся точку. Насколько хватало зрения, он узнал в этой точке женщину, едущую на коне.
— Наконец-то, человек! — обрадовался Миролюб, прыгая на одной ноге, напяливая на себя полусырые портки.
Кое-как одевшись, он стремительно бросился вниз, догонять всадницу. Однако, как ни старался Миролюб, а наездница всё более и более отдалялась от него. Казалось, чем быстрее он бежал, тем больше становился разрыв между ними. Он выбился из сил и, еле дыша, просто поплёлся вслед за удаляющейся женщиной, с трудом переставляя усталые ноги. И в тот же момент, всадница поравнялась с ним.
— Чудеса! — удивился Миролюб. — Кто ты, прекрасная наездница?
— Я та, которую послали из чудесной страны волшебников Дифед, что находится на могущественных островах за великим морем.
— А зачем же тебя послали за мной?
— Разве ты не знаешь, что ты волшебник из династии рыжих и должен вернуться на свои земли? Ты тот, кому я обещана в жёны.
— Тогда я вернусь сейчас же, с тобой! — выкрикнул Миролюб, приняв насколько позволяла слабость горделивую осанку.
— Сейчас нельзя, — улыбнулась прекрасная всадница. — Через год и день приди сюда, и я приеду за тобой, и отвезу тебя во дворец моего отца, где нас будет ждать пир.
— Я так и сделаю, — поклялся Миролюб и проснулся.
Солнце уже скатилось почти до земли. Вечерний холодок освежал больше, чем это требовалось уставшему телу. Миролюб оделся и поспешил вниз к наезженной тропе, полагая, что, если уж наездницу он не встретит, то все равно доберётся до ближайшего человеческого жилища.
Дрожа всем телом и выстукивая зубами неслыханные мелодии, он всё же не мог ни о чем думать, кроме той красавицы, привидевшейся ему в прекрасном сне. Ей он поклялся вернуться сюда через год и день, а себе пообещал во что бы то ни стало найти прекрасную чаровницу.
Он больше не жалел, что покинул товарищей и теплый насиженный угол, потрескивающий поленьями очаг и сытный ужин. Нет, теперь он пытался вспомнить всё, что рассказывала его матушка, все чудесные и волшебные легенды, все истории, связанные с его появлением на этот свет.
На лице его, несмотря на спустившийся сумрак и страх, играла улыбка, глаза светились уверенностью. Он смотрел куда-то в далеко забытое прошлое, а не на дорогу, по которой шёл. Каким-то чудом ноги сами находили путь, минуя кочки и ямы.
— Мам, а где мой папа? — спрашивал малыш, полусидя в постели, в свете чадившей лампадки глядя на утомленное заботами лицо матери.