Морок

— Ну должность такая во дворце. Ты же в замок идешь, там есть всякие пажи. А вот ты апож, ну, не такой как все…

— А-а, ну да, — согласился Иннокентий, чем вызвал очередной приступ смеха у старших товарищей.

— Вроде и вечер давно, а Георгия все нет, — отсмеявшись, заметил Казимир серьёзным встревоженным тоном. — Давайте я вас пока по комнатам разведу, а там к утру, глядишь, и вернётся хозяин. Сочтёмся.

И они разошлись, ведомые Казимиром и маленькой свечой, каждый по своим уголкам корчмы. Вскоре в доме всё затихло. Не спали только Миролюб и Аксинья.

— А почему ты меня бросила?

— Я не бросила, ты же знаешь, какое время. Помнишь, тебя Рогнеда забрала?

— Да, и я помню, почему ты меня отдала. Только я не понимаю, почему ты никогда больше не приходила ко мне, никогда не искала меня…

— Ну как же не искала. Не было ни дня, чтобы я о тебе не вспоминала, ни дня не было, чтобы я слёз не утирала, скучая по тебе. А работать здесь я стала только из-за тебя. Георгий — плохой человек, убийца, он магов вроде тебя пытает, а потом замученных в колодец бросает, где они помирают.

— И ты с ним?! — вскочил Миролюб.

— И я с ним, сынок. А куда мне деваться. Не по любви я тут, а пришла сюда, чтобы, ежели ты к нему в лапы попадёшься, так вызволить тебя суметь. А для этого, чтобы так вышло, он не должен знать, что сын у меня маг.

— И все эти годы ты знала, что тут убивают и мучают людей, и ты, моя мать, и тут убивали таких, как я, а ты ничем не помогла?!

— Сынок, я ведь не королева, чтобы всем помогать, я только одному помочь в жизни хочу — своему ребёнку. Только одного я хочу защитить — моего сыночка. А остальные… Что ж, жалко их, да только я мать одного сына, а не всех людей…

— Выходит, моя мать — чудовище? — медленно проговорил Миролюб.

— Прости меня, прости, родной, — Аксинья бросилась ему в ноги. — Прости, нет не прощай, что хочешь делай, только не гони меня, не отказывайся от меня. Понять меня нельзя, такие, как я и жить-то не должны на свете, но ты не гони меня. Не было у меня в жизни ничего, кроме одного желания — помочь сыну, спасти его, ежели попадёт в лапы псов. А для этого терпеть надо было, зубы сжать и терпеть, зная, что внизу людей убивают.

— Вот только не надо! Не надо меня во всё это впутывать, — откинул Миролюб, ползающую за ним на коленях Аксинью. — Хорошо устроились! Вы тут гадости творите, а потом виноват во всём я оказываюсь? Ловко придумано. Можно всю жизнь гадить, мучать, убивать, а потом просто взять и сказать: «А это всё ради Миролюба»! И я понять это должен? Понять должен, что я причина убийства множества людей? Да стоит ли мне самому жить после этого?! Ведь, если б не я, многих людей удалось спасти!

— Да что ты, что ты, — затараторила Аксинья. — Никого б спасти не удалось. Никто бы и не стал спасать. Если б тут не я подвизалась, так другая баба какая, такая же…

— А, может, никто б не подвизался?! Ты об этом подумала? Никто б не согласился тут работать, зная, что это пыточная, а не корчма?! Никто б не стал работать, и не было бы пыточной?

— Прости меня, прости, сынок, если сможешь, — лепетала, заливаясь горючими слезами, Аксинья. — Если бы я только могла, я увела тебя отсюда. Твой отец, он пришёл из других земель, попасть на которые можно только через невидимый ход… Если б я только знала, где этот холм…

— Холм, невысокий, на границе воды и тверди, с семью уступами по краям? — Миролюб мгновенно оставил сентиментальные порывы.

— Да, — подтвердила Аксинья.

Глава 6

— Книга! — резко подскочил на кровати Иннокентий.

Он наскоро оделся и помчался в главную залу, чтобы найти Аксинью и выспросить у неё, где находится Миролюб, какую из комнат отвели ему.

Он быстро нашарил Книгу в дорожной сумке, куда заблаговременно сунул её накануне, и стремглав бросился вниз, чтобы поскорее прочесть.

В конце лестницы перед входом в залу он резко затормозил, заслышав голоса. Судя по всему, переговаривались двое: один из них был Казимир, его голос юноша хорошо знал, а второй мужской бас принадлежал неизвестному.

Иннокентий прислушался.

— Так надо, Георгий, так надо, поверь, они не такие уж и плохие. Да им плохими-то быть никак. Они как дети. Отпусти их по лесу гулять рядом с домом, они и заблудятся, — уговаривал Казимир.

— Ты понимаешь, что предлагаешь пойти против королевы?

— Да ты что? Ты что?! Поговори вон с толстухой. Она ж тебе скажет всё, мы мальца-то ведём, которого чуть не убили, пред её ясны очи. Она ж сама того хотела. Да ты вспомни! Вспомни, королева ж сама сюда приходила. В подвалах стояла. Думаешь, зачем? Думаешь, ей нравилось смотреть, как ты этих бедолаг треплешь? Нет, она искала кого-то. А девку помнишь? Которая из дворца шла? Так она тоже этого мальца искала. А мы с тобой ей его и доставим.

— Ага, мы мальца доставим, а он ей и расскажет, как мы его убить пытались…

— Тоже верно…

— Может, хоть язык вырезать? — уточнил незнакомый.

— Да ты что?! Георгий!

— Ну хорошо, доставим. Что делать будем, если нас самих в расход прикажут пустить?

— Не скажут, малец наш, заступится. Он мне уж как родной, я чувствую, да и я ему.

— А я?