Морок над Инсмутом

Там он провел всю ночь, наутро ему стало лучше, но он сделался как-то тише. Прежде доктор Уэйт всегда был полон энтузиазма и энергии, так что перемена была очень заметна. Он сказал, что в последнее время мы все много работали, и предложил нам взять пару дней отпуска. Я даже переспросил его, серьезно ли он — в конце концов, я всегда знал его как самого настоящего трудоголика. На что он довольно резко ответил: могила, мол, стоит на своем месте уже пару тысяч лет, постоит и еще немного.

Несколько дней он просто болтался без дела, потом продлил нам отпуск и попросил меня подбросить его на моем мотоцикле в Лондон. Сказал, что хочет кое-что почитать в библиотеке Британского музея. Получилось так, что мы провели в Лондоне четыре дня. Я жил у друзей, а где останавливался Уэйт — не знаю.

Потом, когда мы вернулись на раскопки, доктор взял да и уволил нас всех. То есть не совсем всех, несколько человек он все же оставил. Остальным делать было нечего — мы просто сложили палатки и пошли восвояси. Все это ужасно мне не нравилось, все шло как-то не так. За несколько дней в Лондоне доктор Уэйт сильно переменился. У него испортились манеры, он стал скрытным. И еще… странных людей он при себе оставил.

— В каком смысле странных? — вмешался голос Кэллоуэя.

— Ну, начать с того, что это были самые неопытные студенты. Потом, они все были иностранцы — то есть не англичане, не американцы и вообще не англоговорящие. Две девушки из Центрального Китая и один парень из Уганды. Да, и вот еще что странно: эти трое были самыми малорослыми и щуплыми во всей партии и совершенно не годились для тяжелой работы. Не знаю почему, но у меня прямо… мурашки по спине шли, когда я думал об этом. однажды ночью я даже вернулся туда, надеясь что-нибудь разнюхать. Но на месте лагеря не было никого и ничего, кроме большой старомодной палатки Уэйта. Потом я услышал звуки, издалека, как будто из-за холма.

— Что это были за звуки?

— Не знаю. Жутковатые какие-то, вроде пения.

— Вы не попытались узнать?

— Нет, черт меня возьми! — ляпнул Портер. — Мне вдруг стало так страшно, что я слинял оттуда. Вот тогда мне и вспомнились ваши слова насчет того, чтобы позвонить вам.

Голос стих, послышалось шуршание пустой магнитной ленты. Я протянул руку, чтобы выключить магнитофон.

— Ты что-нибудь уже сделал? — спросил я Кэллоуэя.

— Позвонил другу в музей и выяснил, что там делал Уэйт. Оказалось, он читал «Аль Азиф» и другие столь же отвратительные книги.

Кэллоуэй однажды рассказывал мне об «Аль Азифе». Я повернулся к нему. Его лицо было мрачным.

— И тебя это беспокоит, — сказал я.

Он вертел в руках свой портсигар.

— И это меня беспокоит, — признался он.

Нижний Бедхо мы проехали без остановки. По-моему, на нас никто не обратил внимания, к тому же прошло время, а двое мужчин в старом «Роллс-Ройсе», наверное, выглядят совершенно иначе, чем двое мужчин в старом «Лендровере». Но Кэллоуэй не поехал прямо к лагерю, а оставил «Ролле» на маленькой стоянке позади молодежного общежития.

Мы выбрались из машины, и Кэллоуэй принялся разминать свои массивные конечности, да так смачно, что я испугался, как бы его поношенный серый костюм не треснул по швам.

— Приятный летний вечерок, Родерик, — сказал он. — В такой вечер одно удовольствие взобраться на тот холм. однако придется идти в обход. Лучше, чтобы Уэйт не знал, что мы там, пока мы к нему не нагрянем.

Даже не подумав поинтересоваться моим мнением по этому поводу, Кэллоуэй пустился вперед рысцой, совершенно неожиданной от человека его комплекции. Мы перелезли через деревянную изгородь и подошли к Отцу с западной стороны.

— Боюсь, воспользоваться преимуществом той замечательной тропы нам не удастся, — сказал Кэллоуэй. — Надеюсь, что мой костюм не сильно пострадает от колючек.

Я милосердно предпочел не высказываться.

Однако подъем оказался не столь трудоемким, как я предполагал, поскольку склон с запада был более пологим. Ежевика, конечно, портила нам жизнь, но самые устрашающие места удалось миновать. Скоро мы уже стояли на опушке леса и смотрели вниз, на каменный круг.

— Почти на месте, — хмыкнул Кэллоуэй.

Едва подошвы наших ботинок коснулись ровной площадки амфитеатра, Кэллоуэй метнулся к плоскому камню и начал осматривать землю.

— Подойди сюда, Ши, — окликнул он меня. Когда я подошел, он показал на крохотные пятнышки на затоптанной и смятой траве.

— Здесь кто-то боролся, — сказал я.

— Да, и посмотри, вот… вот… и вот, — Кэллоуэй находил все новые и новые зловещие бурые пятна и на вытоптанной траве, и на самом камне. Комментарии были излишни. Перекрестившись, я произнес короткую молитву, по кому или чему, не знаю сам.

— И еще кое-что. — Кэллоуэй подвел меня к кургану, и мы протиснулись внутрь при мигающем свете его зажигалки. Огромный камень все так же стоял на месте, закрывая вход в могилу Приска. С косяков на нас выпученными глазами глядели резные фигуры, казавшиеся совершенно живыми среди прыгающих теней, которые отбрасывал крошечный огонек. Кэллоуэй кивнул головой на вход, и мы полезли назад.