Морок над Инсмутом

— Кто этим занимается? — спросил я. — Гувер? Рузвельт?

Уинтроп промолчал.

— Кто-то должен, — сказал я.

— Да, — отозвался англичанин, — кто-то должен. Но широкая общественность никогда не поверит в реальность этой войны. В Бюро подразделение Финлея известно как «Неназываемые», о них не пишут в газетах, их не благодарит и не ругает правительство, их победы и поражения не фигурируют в официальной истории.

Катер покачивался на волнах, я обхватил себя руками, надеясь хоть немного согреться. Финлей пообещал открыть бутылочку, когда все кончится, но я решил, что в таком случае для меня будет делом чести пить только чай. Не хотелось оправдывать его ожидания.

— Америка ведь молодая страна, — объяснил Уинтроп. — Мы в Европе столкнулись с этим гораздо раньше.

На берегу я расскажу Джейни Уайльд о Брюнетте и верну ей Франклина. Какой-нибудь пиарщик из «Метро» объяснит исчезновение Принцессы Пантеры. Все остальное — глубинные бомбы, морской бой, тонущий корабль — поглотит мировая война.

И останутся только истории. Жуткие истории.

Гай Н. Смит

Возвращение в Инсмут

Два десятка лет я подавлял в себе желание вернуться в Инсмут. Я говорю «вернуться», хотя я никогда не бывал там раньше, просто это дьявольское местечко знакомо мне так хорошо, словно я родился и вырос среди его ужасов. В повторяющихся кошмарных снах я шел его пустынными улицами, спешил мимо бывшей масонской ложи, нынешнего Тайного Ордена Дагона, вдыхал тошнотворный рыбный запах, въевшийся, кажется, в саму кладку домов XIX века как напоминание о том, что здесь все осталось по-прежнему.

Моя двоюродная тетка, мисс Анна Тилтон, посвятившая всю жизнь служению в публичной библиотеке города Ньюбэрипорт, составила свой отчет о событиях в Инсмуте, сто страниц рукописного текста, которые я получил по завещанию дяди после его смерти. К манускрипту был приложен печатный отчет некоего Уильямсона и вырезки из газет, датированных 1927–1928 годами, в которых рассказывалось об атаке вооруженных сил правительства на этот морской город и о последующем торпедировании рифа Дьявола у его побережья. Старые, рассыпающиеся от ветхости, считавшиеся необитаемыми дома взорвали динамитом, многих жителей города арестовали, но никаких публичных судебных процессов за арестами не последовало.

Я пытался убедить себя в том, что эти рыбоподобные существа, которые метали икру в море и скрещивались с обитателями городка, давно уничтожены, что Дагон Холл взрывами стерт с лица земли, что зло искоренено навеки. Предпринятые мной разыскания не обнаружили ничего такого, что могло бы подтвердить или опровергнуть мои худшие опасения. Инсмут был просто портовым городком, каких немало в устье Мэнаксета, соленые топи и многочисленные ручейки отрезали его от цивилизации; окрестные Аркхэм, Ипсвич и Ньюбэрипорт были все равно что на Луне.

По правде говоря, все это не должно было меня трогать. Родился я в Нью-Йорке, переехал в Нью-Джерси, чтобы получить место в страховой компании. Жизнь моя была совершенно обычной, скучной, лишенной опасностей. Мне незачем было волновать себя мрачными легендами Инсмута. И лучше бы мой дядя совсем позабыл о моем существовании, чем навязывать мне эти проклятые документы с описаниями невероятных событий, которые преследовали меня теперь день и ночь, — большинство людей сочли бы их бреднями неудавшейся писательницы-фантастки, чьи попытки опубликовать свою любительскую писанину не увенчались успехом. Последнее так подействовало на нее, что, умирая и находясь в состоянии старческого слабоумия, она не придумала ничего лучше, чем наслать проклятие на родственников, заразив их своими болезненными измышлениями, чтобы они не знали мира и покоя на этой земле. Таким противоестественным способом она все же добилась того, чтобы ее жалкие писульки пережили ее самое.

Только я один знал, что Анна Тилтон вовсе не была озлившейся на весь мир неудачницей, поскольку читал отчет Уильямсона о его злосчастном расследовании ужасных событий, в котором он благосклонно отзывается о стараниях мисс Тилтон оказать ему помощь. Я начал задумываться о том, уцелели ли в Инсмуте какие-нибудь дома, кто в них сейчас живет и выходят ли еще рыбаки в море; и если да, то по-прежнему ли их тела уродливы, кожа покрыта чешуей, а глаза не мигают, точно рыбьи?

Сны зачастили ко мне с пугающей регулярностью, которая возрастала в прогрессии поистине устрашающей; я был заперт в Инсмуте, я был добычей, преследуемой на разрушающихся улицах стаями похожих на лягушек существ, мной стремились утолить жажду, меня хотели принести в жертву гнусному божеству глубин в водяной адской бездне под названием Дьявольский риф.

Была весна, когда я наконец решился вернуться в Инсмут. Пора было дать бой своим страхам, иначе я рисковал провести остаток своих дней в сумасшедшем доме и вопить от ужаса по ночам, принимая свою камеру за комнату в кошмарном Джилмэн-хаусе, а громкие голоса сторожей — за неразборчивые вопли подземных преследователей, жаждущих моей крови.