Морок над Инсмутом

— Сайлас Уайт, — повторил он с густым акцентом. — Твой отец вроде его знал, а, Деннис?

Тот, к кому он обращался, поставил на стойку свой пустой стакан. Руки у него были мощные и грубые, я так и видел, как они тянут заброшенную в глубину моря сеть.

— Видал его я, когда был мальчишкой. Давненько то было.

— Он переехал?

Тот человек, Денис, кивнул.

— Не задержался. Бывал тут проездом пару-тройку раз, жил по месяцу-другому, не больше. Отец ходил с ним в море. Хороший был тральщик, Сайлас Уайт. Похоже, осел в Новой Англии. Многие наши там осели.

— Когда он здесь был в последний раз? Простите, я не сказал, он мой отец, я ищу его.

Трое мужчин уставились на меня так, словно считали странным, что я не знаю, где искать собственного отца. Ни один из них, похоже, не мог мне ответить.

— Были у него здесь какие-нибудь друзья или родственники?

Но и тут они не могли мне помочь. Меня так и подмывало показать им открытку, которая лежала у меня во внутреннем кармане куртки, но, видя, что их мои расспросы нимало не занимают, решил этого не делать. Поблагодарив их, я отошел и сел за стол.

В тот вечер в паб приходили люди, и хотя многие из них мне кивали, ни один явно не был готов поддерживать беседу.

Потягивая пиво, я размышлял о том, что завтра пройдусь по местным библиотекам и попробую разузнать адрес отца там. Мне стало казаться, что я поспешил с выводами, и я почувствовал себя глупо. Но отнес это на счет долгой поездки в автобусе и решил пораньше лечь спать.

Снаружи воздух был невероятно тих, и лунный свет заливал узкие улицы так, что было видно, как днем. Крошечные домики окружали меня, во многих не горел свет, хотя это были не магазины, а просто жилые дома. Было слышно море, оно шумело неподалеку, и в отверстие между домами, откуда начинался спуск к воде, я ощутил, как на меня пахнуло водорослями и солью, точно как в то утро, когда я проснулся от запаха моря. Предчувствие, усмехнулся я.

Пиво и усталость в сочетании с морским воздухом вскружили мне голову, от уныния, навалившегося на меня в пабе, не осталось и следа. Кругом никого не было: как будто вся деревня вымерла и в живых остался один я. Мне стало любопытно взглянуть на пляж и окрестности при луне, и я зашагал по сходням вниз.

Под ногами было скользко: на высоте прилива вода плескалась вровень с настилом из камня. Но я шагал осторожно и не упал. Внизу расстилался влажно блестящий грязный песок и камни, черные при луне. Горбатые скалы перегораживали эстуарий, полосы пойманной в ловушку воды блестели меж глинистых берегов. Море ушло далеко, обнажив пристань и стену деревни, оставив пучки водорослей на камнях ниже линии прилива. Тут и там на илистом берегу лежали небольшие лодки, их буи наполовину зарылись в песок.

Я ступил с каменного настила на берег, пробуя его упругость — к моему облегчению, песок не пытался меня засосать; наоборот, он оказался неожиданно плотным. Вода отошла так далеко, что, казалось, эстуарий можно перейти вброд и так добраться до деревни на противоположном берегу, но подобные глупости не входили в мои намерения. Тем не менее на песок я вышел, хотя и с опаской, помня о том, что вокруг ни души, одни молчаливые лодки. Мне еще никогда не доводилось бывать на таком обширном открытом пространстве, нигде, ни в одном парке. Луна светила на удивление ярко, и к северу от меня, на северном берегу, где подпираемая атлантическими приливами река делала поворот к морю, громоздились песчаные дюны, за долгие века намытые океаном. Образованный ими пейзаж был странен, он напоминал отрезанный от всей вселенной, замкнутый в себе самом мир.

Одиночество сделало меня пугливым. Я вдруг представил, как приливная волна устремляется на берег и отрезает мне путь назад. Обернувшись, я отыскал взглядом деревню и удивился тому, как я, оказывается, далеко забрел по плоскому илистому берегу. Справа от меня раздался странный шум: как будто булькала вода, уходя в воронку в песке. Прислушавшись, я уловил другие неясные звуки, которые шли прямо у меня из-под ног, но решил, что они естественны для этого места.

Идя по своим следам обратно, я ощутил какие-то изменения вокруг. И сразу моя затея с поездкой в эту глухую деревню показалась мне несусветной глупостью. Ужас дышал мне в спину. Зацепившись носком ботинка за торчавший из песка объект, я растянулся на мокром грязном песке. Воняло тухлой рыбой; я перекатился на спину, чтобы не дышать зловонными испарениями. Пока я, шатаясь, поднимался, что-то зашевелилось, проткнув песок в нескольких шагах передо мной.

Сначала я решил, что это, должно быть, ветка, принесенная рекой. Но на моих глазах она зашевелилась, отталкиваясь от песка, точно рука, которая вылезла из влажной могилы и старается вытянуть за собой все тело.

Сзади раздался стон, но я не мог заставить себя обернуться. Я кинулся вперед через грязь, стараясь увильнуть от ветки: разве она могла быть чем-то другим?