Мороз и ярость

Теперь, когда мы сидим, боль от моих ран дает о себе знать. Я смотрю вниз на свои ногу и руку, которые были ближе к взрыву. На моей коже множество порезов и царапин. Раны кровоточат ровно настолько, чтобы вызывать раздражение. У Атласа похожие царапины и порезы на лице и руке.

— Я хочу извиниться за свое поведение, — говорит Атлас вместо ответа на мой вопрос.

— Тебе придется быть более конкретным. — Я свирепо смотрю на него.

Ему есть за что извиниться. По сути, он обвинил меня в том, что я заморочила ему голову, чтобы соблазнить его на последней вечеринке. Кроме того, есть еще тот факт, что он сын Зевса. Забавно было узнать этот факт сразу после того, как мы только что занялись сексом, и он почти пристыдил меня за то, что я околдовала его или что — то в этом роде.

Атлас наклоняется, нежно берет меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Я усмехаюсь ему, но не отстраняюсь. Я должна, но я застываю на месте в тот момент, когда поднимаю на него глаза. В его взгляде отражается отчаяние, страстное желание и что — то, очень похожее на вину. В нем больше экспрессии, чем я когда — либо видела у Атласа, и это сбивает с толку. По моему предательскому телу пробегают мурашки, когда он проводит большим пальцем по моей нижней губе. Его пальцы скользят вверх и призрачно касаются моей щеки. Я слегка втягиваю воздух от прикосновения. Там, должно быть, тоже порез.

— Я не собираюсь извиняться за ту ночь, — говорит Атлас, как будто может прочитать мои мысли. Я прищуриваюсь, но он продолжает говорить, проводя пальцами по моей челюсти. — Это был самый горячий секс в моей жизни, так что нет, я не сожалею об этом. Но мне жаль, что я намекнул, что ты каким — то образом подстроила все это.

Его слова проникают в меня, проникают под кожу и заставляют меня чувствовать к этому мужчине то, чего я не должна. Вместо того, чтобы произнести все слова, которые так и рвались наружу, я подавила все свои чувства. — А как на счет твоего отца?

Голубые глаза Атласа сияют, как будто наполненная Богом кровь освещает его изнутри. — Я не хожу повсюду и не делюсь историей своей семьи с незнакомцами.

Боги, да пошел он к черту. — Нет, ты просто трахаешь их.

Атлас запускает руку мне в волосы и сжимает затылок. — Не думаю, что у тебя есть право голоса в этом вопросе. Хочешь обсудить свою родословную?

Я замираю. Мое тело и так было напряжено, но теперь каждый мускул напряжен, готовый к атаке. Мои крылья зудят под кожей, требуя, чтобы я освободила их и прижала Атласа к земле, чтобы показать ему, кто здесь на самом деле главный.

— Похоже, ты уже знаешь больше, чем говоришь. — Хотя знает ли он? Заметил ли он мои крылья в переулке?

Взгляд Атласа смягчается, но я продолжаю пристально смотреть на него. Машина все еще движется, и я думаю, не сказать ли ему остановиться. Должна ли я выйти и убраться к чертовой матери подальше от Атласа. Куда мы вообще направляемся?

— Я знаю о твоей маме и о том, как она была убита на Играх. Я знаю, что твой отец был убит жрецами. — Атлас говорит все это так, словно это простые бросовые факты. Из тех, что появляются на карточках чемпионов.

Мой рот приоткрывается, и я вглядываюсь в его лицо. Это действительно все? Он говорил только о моих родителях?

— Мы оба были втянуты в эту Игру силой, Рен. Возможно, я тренировался соревноваться большую часть своей жизни, но это не значит, что я хочу участвовать в этом фарсе. Мы созданы для соперничества, но я не хочу быть твоим врагом. — Атлас выдыхает, его дыхание касается моей кожи.

Его пальцы сжимают мой затылок, и это похоже на обладание. Как будто он не может отпустить меня, потому что я нужна ему так близко.

— У нас обоих были секреты, но я больше не хочу этим заниматься. — Глаза Атласа бегают взад — вперед, как будто он не может решить, в какой из моих глаз смотреть. Он напряжен, его тело рядом со мной напряглось.

— Чего ты хочешь? — Мой голос прерывается, пульс учащается от того, как Атлас смотрит на меня. Судя по тому, как близко он находится.

Вместо ответа он сокращает расстояние между нами, пока его губы не прижимаются к моим. Этот поцелуй совсем не похож на безумие прошлой ночи. Это медленное, одурманивающее исследование. Это обладание и капитуляция одновременно. От нас обоих.

Рука Атласа сжимает мои волосы, и я сжимаю ткань его хитона. Меня окружает аромат его кожи и мускуса, и я теряюсь в тумане ощущений. Я едва замечаю, когда машина останавливается, но затем Атлас со вздохом отстраняется от поцелуя. Он снова проводит большим пальцем по моей нижней губе, и вид у него почти… грустный. Я отворачиваюсь от него и смотрю в окно.

— Мы на парковке? — Из — за тонированных стекол и тусклого освещения снаружи трудно что — либо разглядеть. — Где мы? И почему мы здесь?

Дверца со стороны Атласа открывается, и я замечаю мужчину в рабочей форме, придерживающего ее. Он был водителем? Атлас выходит, а затем поворачивается, чтобы предложить мне руку. Я игнорирую ее, не чувствуя себя особенно уютно, даже если от этого поцелуя у меня внутри все воспламенилось.