Морозный ветер атаки

Памятуя, как неплохо было в прошлый раз, красноармеец Никонов привстал на колене, вырвал чеку гранаты. Но только успел замахнуться, как прозвучал выстрел. Боец повалился с простреленной грудью, граната упала за спину. Ахнул Кончак, схватил гранату, швырнул вниз за мгновение до взрыва – а вот о своей жизни не позаботился: еще один меткий выстрел поразил его в голову; красноармеец умер мгновенно, даже не осознав, что спас кучу народа.

Ревел благим матом Уткин, опорожнял диск. Кончились патроны, со злостью отбросил пулемет, схватил «ППШ». Надрывались автомобильные двигатели, из-за холма показались две громоздкие машины, медленно приближались, переваливаясь через покатые канавы. Дальше местность стала сложнее, пришлось остановиться. Из кузова попрыгали солдаты, залегали. Но и в овраге оставался неприятель, вел огонь из темноты. Тактика вермахта внушала уважение: выражаясь по-русски, не мытьем, так катаньем.

Усилилось беспокойство. Разведчики несли потери, пока еще умеренные, но что будет дальше? Часть немцев пошла в обход, стрелять по ним было бесполезно – слишком далеко. Сумерки сгущались. Противник подбирался ближе, все громче хлопали карабины. Шубин нервничал. Умирать геройски было не за что – ради того, чтобы задержать противника на несколько минут?

Сержант Кулагин сменил позицию – и крайне неудачно. Пуля попала в бок. К нему подполз Бакланов – парень до войны окончил медицинское училище, мечтал поступить в мединститут, стать знаменитым военным хирургом, но война решила иначе. Он перевернул сержанта, тот задыхался, схватил товарища за руку… и вдруг застыл, рука безвольно упала на землю.

– Мертвый, – констатировал Бакланов и со злостью сплюнул.

Подставлялись не только ополченцы, но и люди с боевым опытом.

– Товарищ лейтенант, что делать будем? – крикнул сержант Лазаренко. – В контратаку двинем?

– Я сейчас по башке кому-то двину, – проворчал Шубин. – Всем лежать, вести огонь, сдерживать неприятеля! Немцы видят, что нас много, нахрапом не полезут!

Огонь из всех стволов вынудил неприятеля отойти. Но угроза попасть в окружение становилась все очевиднее. Фигуры перемещались в темнеющем воздухе – явно шли на охват. Их сдерживали как могли. Потом откуда ни возьмись выскочил красноармеец Боровкин – примчался, тяжело дыша, остаток пути катился, как полено.

– Это я, товарищ лейтенант, – сообщил он свистящим шепотом, – доехал, как вы приказали, доложил товарищу майору. Он выводит людей из боя, все наши отступают по улице Ленина – на выход из города. Просил не задерживаться, но по возможности придержать неприятеля. В распоряжении комбата только две машины, на них вывозят раненых. Остальные – своим ходом… Вы тут еще надолго, товарищ лейтенант?

– Ты на машине?

– Конечно, мне сапоги-скороходы пока не выписали… У пожарки машину бросил, это рядом, двигатель работает…

Поле боя покидали по одному: снимались с позиции, отползали в тыл и переходили на бег. Остальные вели усиленный огонь, создавая видимость крупных сил.

Шубин и сержант Лазаренко уходили последними – жалко было бросать позицию. Но немцы все равно выйдут на улицу Первомайскую, это вопрос времени. В принципе нестрашно, противник сегодня пеший, даже если все они атлеты и способны пробежать три километра по морозу, до улицы Ленина им минут тридцать киселя хлебать! Перекрыть не успеют, люди Мошляка уже покидают город. И лучше не задумываться, что будет после того, как все войско выйдет в чистое поле…

Взвод уже сидел в кузове и поторапливал своего командира.

– Газуй, Боровкин! – крикнул Шубин, запрыгивая в кабину. – Да не свали нас под откос!

Вечер выдался сложным. Немцы давили изо всех сил, остатки батальона бились, как обреченные. Но людей становилось меньше, немцы брали квартал за кварталом, в их тылу остался брошенный батальонный штаб. Красноармейцы пятились, дрались за каждый клочок улицы. После поездки Боровкина на позиции остался только один взвод – фактически смертники.

Мошляк принял решение оставить Клин. Отступали по улице Ленина – она напрямую выводила из города. На улице Островского устроили завал, танки там проехать не могли. А в руинах засели пулеметчики-добровольцы и эффективно сдерживали пехоту. Флангового охвата с улицы Островского можно было не опасаться.

Полуторки с ранеными уже проехали. тяжело дыша брели пешие красноармейцы, сил уже не было, едва переставляли ноги. В соседнем квартале их товарищи сдерживали неприятеля.

Полуторка с разведчиками лихо вырулила на улицу Ленина едва не попав под свой же огонь. Темнота пала на город, не видать ни зги.

– Не стрелять! Свои! – закричали хором.

Машина остановилась из капота повалил густой пар. Красноармейцы обходили е,ё брили дальше. Хвост колонны уже проследовал переулок. Майора Мошляка не видели. Покрикивал младший командир: «Перейти на бег! Чего плетётесь как сонные мухи»!

– Где Мошляк? – крикнул Глеб, выскакивая на подножку.