Как-то само собой получилось, что после чаепития Клим и Ольга договорились сходить вечером в кино, а пока отправились пройтись, прогуляться по поселку. Так они и сделали. Правда, фильм показывали старый, лента то и дело рвалась, народ кричал: «Сапожник!» и топал ногами. Клим не отставал от других. В этом поселке он родился и вырос. Здесь все знали его и он считал, что знает всех, поэтому чувствовал себя очень даже прекрасно.
После прогулки долго сидели на лавке у речки. Клим рассказывал о море, Ольга слушала, ахала. Дальние края она видела только в кино. Потом Клим проводил соседку до калитки, пожелал ей спокойной ночи, а сам решил еще немного посидеть, подышать свежим воздухом. Комаров побить.
К нему подошли трое парней. Один из них, с косой челкой, дыша перегаром, заявил:
— Вот ты нам как раз и нужен.
— Что вам, ребята?
— Поговорить надо.
Свой разговор они начали споро. Один ударил в живот, второй крепко врезал в ухо. Фуражка так и покатилась к воде. Тот, что с челкой, медленно, с расстановкой сказал:
— Ты к этой девушке не лезь, понял? Теперь посиди здесь, подумай, а мы пойдем.
Думать Клим не стал. Он развернулся и вкатил самому ближнему в челюсть, резко, с выдохом. Парни завопили:
— Он, оказывается, бестолковый!
— Нет, он ничего нее понимает!
— Мы тебя сейчас учить будем.
Учили, честно говоря, крепко. Привычные к тяжелой сельской работе, они от души хекали, старались. Клим озверел. Как, в родном поселке и такие порядки? Ну, получайте! Усердия у парней нисколько не убавилось, слышались крепкие удары и разноголосая матерщина.
Мама в тот вечер сидела у телевизора, ждала сына. Шум, возня на берегу привлекли ее внимание, она подошла к окну и ахнула. Возле лавочки, на которой она так любила отдыхать, дрались. Материнским чутьем она поняла, что бьют ее Клима и рванулась на улицу.
Ее обогнала Ольга, выбежавшая из дома с палкой.
После того, как все утихло, когда парни ушли, в доме зажегся свет. Скрипнула дверь. На крыльце засветился огонек папиросы. Это вышла Евдокия Ивановна. Она постояла, послушала, как причитают над парнем соседка и дочь, потом протяжно зевнула, пробормотала себе под нос:
— Охо-хо, девку-то, однако, замуж отдавать придется.
И отправилась спать. Скоро ушла и мама. Клим и Ольга остались одни. Ольга плакала, мочила в речке платок, вытирала разбитые губы Клима и спрашивала:
— Больно тебе, больно, да?
— Послушай, кто это был?
— Да есть здесь дурак один, проходу не дает, пьяница несчастный.
— Ты встречаешься с ним?
— Ой, да зачем он мне нужен, я тебя ждала, а он… Я тебя одного все четыре года жду… А ты такое… говоришь…
Этого Клим не ожидал. Морщась от боли, он отстранил Ольгину руку:
— Стоп-стоп, давай по порядку. Ты хоть понимаешь, что говоришь?
Она передразнила:
— Понимаешь, понимаешь… Понимаю. Я еще со школы тебя люблю, если хочешь знать, а ты ни о чем не догадываешься. Ну, хватит, домой пойду.
— Ты лучше плакать перестань и потом, где палка, ты что, палку выбросила?
— Вон валяется возле скамейки, а что?
— Прибереги ее, отпуск у меня большой, целых полтора месяца. Пригодиться может.
Ольга улыбнулась сквозь слезы. А Клим повеселевшим тоном продолжал:
— Ты хоть одного ударила?
Она виновато опустила голову:
— Нет, я по тебе боялась попасть, а потом твоя мама в кучу кинулась.
Он легонько приобнял Ольгу за плечи, та доверчиво прижалась, закрыла глаза. Клим еще ни разу не встречал ночь вот так, наедине с девушкой. Он мог только представлять себе такую картину и обдумывать, о чем надо вести в таких случаях беседу. Ему казалось, что слова должны быть какие-то особенные. Ну, как в книгах про любовь и все такое.
Оказывается, говорить вовсе необязательно. Ни к чему слова, когда даже без них все понятно обоим и каждый знает о самом главном. Вот только боязно немного, не простыла бы подруга, ночь-то прохладная…
Утром они объявили родителям о том, что решили пожениться. Мама Клима ничего не имела против такой невестки. А Евдокия Ивановна достала новую папироску, прикурила и сказала:
— Молодец, дочка, хорошего мужа нашла.
Соседке, теперь уже сватье она принесла пластмассовую коробку крем-пудры:
— Вот, Гавриловна, для парня нашего, пускай синяки замажет.
Зятю досталось от парней крепко, но Евдокия Ивановна философски рассудила, что их трое было, хулиганов-то, тут ничего не поделаешь.
Мать Клима, теперь уже сватья, кивнула. Нравилась ей Ольга.
Шпана
Петр Иванович собирался на сход, на берег. С покраской корабля пришлось-таки покрутиться, но слово, данное старшему помощнику командира, он сдержал. Теперь, когда борта и надстройки корабля засверкали свежестью, можно было семью навестить.
Капитан-лейтенант Черкашин не препятствовал.
— Можете отдыхать товарищ старший мичман, — сказал он, — прибыть как обычно, к подъему флага.