Читаем Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы полностью

Собрав необходимые пожитки, запасы продуктов, укутав детей в теплые одеяла, мы с соседями направились в военный городок, надеясь надежно там укрыться. По дороге фашистов видно не было. Очевидно, они ее покинули, поняв бессмысленность сопротивления. Не было их и в военном городке. Подойдя к погребу, расположенному возле церкви, поняли, что он уже переполнен ранее ушедшими из деревни сельчанами. Выхода не было. Потеснившись, кое-как расположились в нем и мы. От большого скопления людей лед в погребе вскоре начал таять, было тяжело дышать, с потолка, по стенам текли струйки воды. Стало ясно, что дальше в погребе оставаться нельзя. День был на исходе. Артиллерийская канонада прекратилась. Изредка слышались автоматные очереди и винтовочные выстрелы.

Покинув погреб, укрывавшиеся в нем люди, направились к поповскому дому. На тот момент он представлял жуткую картину. Повсюду валялись окровавленные бинты, простыни, разорванные одеяла и поломанная мебель. В печах еще тлели угли.

Моя мама решила нас полусонных положить на кровать. Увидев какие-то провода, торчащие из-под матраса, она его откинула. Под ним лежала мина. Немцы, убегая из городка, заминировали поповский дом, в нескольких комнатах заминировали и мебель. Мама немедленно сообщила об этом деду Федору. Дед Федор вместе с другими стариками, находившимися рядом, осторожно обследовали дом, близлежащие постройки, внимательно осмотрели мебель. Несколько обнаруженных мин обезвредили и вынесли за церковь. Только после этого разрешили сельчанам размешаться. Счастье, что мама увидела провода. Не произойди этого, горя бы не миновать.

Ранним утром следующего дня в городке появились красноармейцы. Они сообщили, что деревня освобождена и можно вернуться к своим домам. Радости не было предела. Двенадцатого декабря был освобожден город Солнечногорск.

Тринадцатого декабря на несколько минут забежал домой мой отец. В то время он служил в авиационном полку, аэродром которого располагался возле деревни Строгино. Позже отец рассказывал, что он увидел на дороге Солнечногорск – Тимоново. Картина была страшной: сотни немецких трупов, большое количество разбитой военной техники валялись по обеим сторонам дороги. Особенно много всего этого было на дамбе. Поспешно отступая, немцы вынуждены были двигаться в район города Солнечногорск по дамбе, насквозь простреливаемой нашими войсками со стороны деревень Загорье и Вертлино. Другого пути для отступления у них не было. С восточной стороны дамбы было еще слабо замерзшее озеро Сенежское, с южной стороны – река Сестра и заболоченная низина. Дамба стала для фашистов дорогой смерти.

Возвратившись в деревню, сельчане увидели удручающую картину… Из шестидесяти домов более десятка были сожжены, многие – изрешечены пулями и частично разрушены прямым попаданием снарядов. Остовы печных труб, обгоревшие деревья, дымившиеся развалины и крики подавленных горем женщин заставляли содрогнуться от осознания нанесенного ущерба. Все живое замерло и попряталось, и лишь голодные собаки, очумевшие от страха, метались от одного дома к другому в поисках пищи.

Возвращение к жизни

Фашисты из деревни выбиты. Возвратился мой дед и приступил к исполнению обязанностей председателя колхоза. Деревня, совсем недавно радовавшая прохожих своей ухоженностью и порядком, была осквернена и частично сожжена. Первое, что надо было сделать, это расселить и накормить погорельцев. Многих приютили родственники, часть поселили в школе, оставшихся расселили в военном городке. Труднее было с продовольствием. Но и эта проблема как-то решалась. Большая часть селян до прихода немцев надёжно спрятала продовольствие, овощи, зерно и многое другое. Такие меры были приняты и колхозом, что помогло не только выжить, но и в первую военную весну частично засеять пашни, посадить овощи и собрать урожай. Трудней было со второй проблемой – трупы погибших красноармейцев и немецких солдат валялись повсюду. Сильных мужских рук не было. Остались четыре старика да несколько подростков. Конюшня была пуста – лошади, угнанные с отступающими нашими войсками, пока не были возвращены.

Немецкое командование не особенно заботилось о захоронении своих погибших солдат. Свидетельством тому было то, что часть их трупов были свалены в наскоро вырытую в центре деревни яму, другие – были разбросаны по всей деревне. Пришлось селянам предать их земле.

Перейти на страницу:

Все книги серии Флот космической службы

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное