На следующий день отправились за оставшимися лошадьми. Вместо Умфры взял новенького. Ветер не менял направление, поэтому до Ирландии добирались двое суток. Высадились немного южнее места последней стоянки. Засады не было, поэтому во время отлива погрузили оставшихся пятерых лошадей — жеребца и четырех кобыл — и с приливом отправились в обратную сторону. К ночи дождь перестал, ветер начал крепчать, и небо прояснилось, стали видны звезды. Я решил не ложиться в дрейф, всю ночь рулил. На рассвете мы увидели на горизонте полуостров Уиррэл. К тому времени ветер начал переходить в штормовой. Поскольку груз был на палубе, а не в трюме, шлюп начало медленно перекладываться в борта на борт. Казалось, еще чуть-чуть — и черпнем фальшбортом воду. Лошади испуганно ржали, громко стуча копытами по палубе. Гнедой жеребец, стоявший в носовой части между двух кобыл, сумел оторваться и, когда шлюп лег на левый борт, сиганул в море. Он долго плыл за нами и громко ржал. Кобылы отвечали, но повторять его подвиг не решались. Что ж, теперь было легче разделить добычу. В итоге у меня стало семь жеребцов и четыре кобылы. Даже больше, чем мне надо.
20
Пока море штормило, я сходил на охоту, подстрелил косулю. Теперь не надо было тащить ее на горбу, для этого имелся конь. В воскресенье съездил в Беркенхед на рынок. Меня сопровождали на жеребцах пятеро оруженосцев в железных шлемах и кожаных доспехах и Нудд, Рис и мать погибшего моего матроса на кибитке, запряженной двумя кобылами. Кибитку изготовили Йоро и Гетен, использовав трофейные колеса и войлок. Кузены Нудд и Рис у нас отъелись и подросли, мать не сразу узнала их. Передал Шусан от старшей сестры копченый окорок косули, три соленые трески, головку сыра и отрез льняной ткани.
Рынок был бедноват. Я собирался продать на нем кольчугу, но покупателей на такой товар здесь не было. Купил по просьбе тещи гусака и двух гусынь, потому что своих у нее не было, а валлийский двор без гуся — это не двор, три новые большие бочки для засолки трески и десять мешков зерна нового урожая, смесь пшеницы с ячменем. На продажу был выставлен всего один мешок зерна, за остальными пришлось ехать домой к продавцу, богатому крестьянину, у которого дом выглядел получше, чем маноры у некоторых рыцарей, что попадались мне по пути в Честер. Часть зерна пересыпали в три купленные бочки, остальное погрузили в мешках. Договорились, что мешки мой человек вернет завтра. Затем я заехал к порекомендованному мне сапожнику — худому мужчине с впалыми щеками, наверное, туберкулезнику, и заказал две пары ботинок. Сапожник внимательно осмотрел мои стопы, снял мерки и пообещал сделать за неделю. Мать погибшего купила корову, заплатив за нее деньгами и доставшейся при разделе бронзовой посудой. Договорилась, видимо, заранее, потому что забирали мы корову со двора, торга не было, только передача оплаты и товара.
К следующей пятнице шторм стих, и мы после полудня отправились на шлюпе продавать кольчуги и другие трофеи, в том числе одного жеребца, купеческого, серой в яблоках масти. Был он слишком норовист и драчлив. Избаловал коня купец. Йоро утверждает, что эта масть у местных рыцарей ценится выше остальных, за такую лошадь дают цену десяти быков. Интересно, что бы сказали скифы и аланы по поводу такого выбора?! Такого коня можно держать только для понтов. Впрочем, понты и стоят дороже всего.
В реку Ди мы вошли во время отлива. Течение было быстрое, пришлось ребятам поработать веслами. Левый берег реки лесистый, а правый — болотистый почти до самого города. В прилив его, наверное, затапливает. К вечеру добрались до Честера. Возле пристани стояло всего одно одномачтовое судно из Северной Европы и пара баркасов. Едва мы ошвартовались, как подошел чиновник — сутулый малый с таким выражением лица, словно у него болят зубы, и потребовал два пенса в день, а если заплачу сразу за неделю, то шиллинг. Я не знал, сколько мы простоим, поэтому договорились, что буду платить каждый день, и дал ему две монетки.
Утром к пристани повалили покупатели. Я сперва выложил на продажу две кольчуги, самые плохие и, соответственно, дешевые. Они ушли сразу. Купил их купец. Скорее всего, на перепродажу. Третья, бывшая купеческая, досталась аббату — толстому, с красными тонзурой и лицом и полными, презрительно искривленными губами. Явно брал не себе, потому что на него не налезет. Четвертая кольчуга, принадлежавшая рыцарю, который ждал нас в засаде, и стоившая еще дороже, пролежала до полудня воскресенья, когда ее купил молодой рыцарь — парнишка лет шестнадцати. Он пришел вместе с человеком, каких в Киевской Руси называли дядьками — старым опытным солдатом, который воспитал и обучил ратному делу сына своего господина. Дядька осмотрел кольчугу, спросил цену, и они пошли дальше. Потом вернулись, и заговорил молодой рыцарь. Вместо того, чтобы поторговаться, он долго перечислял, чем она плоха.
— Если у тебя не хватает на нее денег, отойди и не мешай другим, — предложил я, хотя других покупателей как раз и не было.