Я развернул ял и пошел в обратном направлении. По пути сделал остановку на банке и натаскал трески. Я люблю рыбалку, как процесс. Однако наполнение лодки треской приносит удовольствие только первые минут пятнадцать. Потом азарт проходит, остается тупая добыча пропитания. Трескоед – это, конечно, звучит, но не сказал бы, что гордо.
На берегу, кроме моих женщин, меня встречал Гетен. Лица у всех были озабоченные. Валлиец подождал, пока я дам женщинам указания, наполню рыбой одну корзину, вынесу ее на берег, а потом заберу с лодки парус и весла. Я собирался нести корзину с Фион, но она сразу отошла, а за вторую ручку взялся левой рукой Гетен.
– Что случилось? – спросил я по пути к деревне.
– Вилли убили, – ответил он.
– Кто? – спросил я.
– Разбойники, – ответил валлиец. – Он с младшим сыном поехал на волах в Беркенхед продать рыбу, а после перепутья на него напали пять человек. Мальчишка убежал, а Вилли убили. Арбу с рыбой увели в лес. Там остались следы от колес, можно по ним найти.
Дорога от нашей деревни идет сперва на юго-восток. Километрах в четырех, на той стороне реки, есть развилка. Пойдешь направо – окажешься на дороге в Честер, идущей вдоль берега устья реки Ди. На этой дороге располагаются несколько валлийских рыбачьих деревень. Пойдешь прямо – попадешь в деревню Лесная, такую же нищую, как наша, и из мужчин только три старика. Они так же сеют овес и разводят овец, но, поскольку находятся далеко от моря, подрабатывают производством древесного угля, смолы, дегтя. Пойдешь налево – доберешься до богатой деревни Беркенхед. Она наполовину валлийская, наполовину англосакская. Туда и направлялся Вилли. О нем в нашей деревне сильно горевать не будут. Как догадываюсь, недолюбливали его. И не только по национальному признаку. А вот потеря волов грозит деревне голодной смертью.
– Четыре дня назад пропал купец из Беркенхеда, – продолжил Гетен. – Помнишь, приезжал к нам за шерстью?
Я проспал этот визит, но заметил, что из дома исчез ворох вычесанной овечьей шерсти.
– Поехал домой – и как воду канул, – ответил он сам себе.
– Разве его свои не искали? – спросил я.
– Думали, он у нас заночевал. Кинулись только на третий день, когда следы дождь смыл. И скот у них начал пропадать. Вчера к нам приходили, спрашивали, – рассказал Гетен.
Я помнил двух вооруженных мужчин. Как раз занимался с подростками, когда они вышли из ворот. Постояли, посмотрели на нас и ушли.
– Кто это? – спросил я тогда ребят.
– Из Беркенхеда, – ответили мне.
Поскольку к визиту этих двоих деревенские отнеслись, как к чему-то обычному, я тоже сразу забыл о них.
Мы занесли ко мне во двор рыбу, весла и парус, а затем пошли в дом Вилли.
Он лежал на столе, облаченный в новую рубаху и штаны. Голова закрыта куском материи. Наверное, разрублена. В доме сидели и стояли несколько женщин и детей, в том числе старшие сыновья-близнецы. Никто не плакал. В эту эпоху насильственная смерть – дело обычное. Гетен говорил, что завтра утром Вилли похоронят. Собравшиеся в доме ждали от меня чего-то.
Ни их обрядов, ни валлийских слов утешения я не знал, поэтому спросил:
– Кто с ним ездил?
– Я, – ответил мальчик дет двенадцати, белобрысый и конопатый.
Он старался бодриться, но было видно, что еще в шоке.
– Сколько их было? – задал я следующий вопрос.
Мальчик показал мне пять пальцев.
– Какие они из себя? Во что одеты? Какое оружие? – продолжил я допрос.
Сын Вилли начал с последнего вопроса:
– У них топоры, большие. А у одного копье. Они все взрослые, с бородами. И в пледах.
– Один был рыжий? – спросил я и показал на своей левой щеке, хотя делать это не рекомендуют народные приметы: – И свежий шрам вот здесь.
– Да, – подтвердил мальчик.
Поскольку все уставились на меня, рассказал:
– Видел его в лесу. Думал, охотник.
Я вышел из дома. Следом за мной – Гетен и сыновья-близнецы.
– Я пометил то место, где они заехали в лес. Возьмем ребят, которые хорошо стреляют из лука, и, если поспешим, до темноты найдем их, – предложил Гетен.
– Они наверняка будут нас ждать, нападут из засады. От луков в лесу мало проку, так что порубят пацанов зазря, – отклонил я его предложение.
– Тогда пойдем вдвоем, – решил Гетен.
– Нет, – отрезал я.
– Тогда мы сами пойдем, – заявил один из близнецов.
– Нет, – повторил я и напомнил то, что вбивал в их головы на тренировках: – Мои приказы не обсуждаются, а выполняются.
Во дворе моего дома Дона, Фион и Краген, пересыпая солью, складывали треску в бочку. Они хотели о многом расспросить меня, но не осмелились. Теперь буду знать, что женщины способны справиться с любопытством. В двадцать первом веке у меня таких примеров не было. Фион зашла со мной в дом, чтобы накрыть на стол. На обед было мясо с душком, пока не сильным. Кабанятина и так имеет специфический привкус. Чтобы его не было, самца надо кастрировать до убоя, причем, не меньше, чем за два месяца. С диким такой номер не проскочит.
– Раздай мясо соседям, пока не протухло, – сказал я.
– Хорошо, – согласилась она.