Морской наёмник

Ещё большее уважение он заслужил, когда на следующее утро как ни в чём не бывало занял своё место в вельботе. Китобои только что втихомолку заключили пари: осмелится ли Михель после всего, что с ним случилось, ещё хоть раз взяться за весло? Одно дело — пластовать мёртвого кита, и совсем иное — идти к живой, пышущей злобой рыбине, да ещё после того, как намедни тебя едва не сволок на дно его дружок. Многим новичкам вполне хватало одного выхода на вельботе, когда само появление огромной живой горы, всплывшей неожиданно и совсем рядом, навсегда отшибало всякую охоту брать весло сызнова. На таких даже особо не ворчали: ну не будет из тебя, парнишка, китобоя, так что ж с того? Не всем дано. Три месяца покормим, не обеднеем. К тому ж работы завались и на борту. А но приходу в порт отправляйся-ка ты, дружок, пахтать масло либо горбатиться на сукновальне — в море шагнут другие. Подобные случаи даже где-то втайне приветствовались: вот, мол, мы какие лихие ребята, китобои! не всякому наше ремесло по плечу.

Поэтому в преддверии Михелева фиаско кок Корнелиус переоделся, приготовившись отныне греть задом Михелеву банку во всех дальнейших охотах. Особой радости Корнелиус по этому поводу, правда, не испытывал, да и прочие понимали, что кормёжка станет теперь ещё хуже, но раз надо, значит, надо.

Однако Михель, словно и не заметив боеготового кока, схватился за фал и — пусть и не столь ловко, как бывалый матрос, — очутился в вельботе.

Виллем, конечно, поставивший против Михеля, разочарованно крякнул. Якоб тайком сунул Питеру кукиш: выкусил?! Йост несколько недоверчиво повёл носом: уж не хлопнул ли парень, часом, полный стаканчик джина, коль так раздухарился?

— Хочешь что-нибудь сказать? — внезапно прямо в лоб поинтересовался у него Михель.

Йост отрицательно покачал головой, пряча улыбку в бороде. Ему, как и многим здесь, нравились люди смелые. Он и инцидент в кубрике всё больше рассматривал теперь как смешное недоразумение: ну не привык парень селёдку трескать! Знамо дело, свинина повкусней будет...

Михель и о Яне не забывал. Набрался как-то смелости и пошёл к самому Адриану — просить, чтобы тот помаленьку обучил Яна штурманскому ремеслу. Смена шкиперу всегда пригодится, ведь не железный же он; а китобоя, всласть намахавшегося веслом, ставить к штурвалу, когда все кости его ноют и каждый суставчик молит об отдыхе, а глаза нестерпимо режет от соли морской, опасно: сомлеет, как пить дать.

Привыкнув к порядкам в имперской армии, где все, от солдата до фельдмаршала, — на «ты», Михель ввалился в шкиперскую каюту без предупреждения и застал там, кроме Адриана, спексиндера Томаса. Распахнув дверь, Михель явственно расслышал своё имя из уст спексиндера и по тому, как тот поспешно замолк и оба с нескрываемым недовольством уставились на него, сообразил, что его здесь явно не хвалили.

«Так, вот это уже по-настоящему занятно, — с нахлынувшей весёлой предбоевой злостью подумал Михель, ощущая, как всё тело напрягается, а рука того гляди цапнет за несуществующий эфес. — Явно кто-то из кубрика подсуетился, доложив в подробностях о моей, надо прямо признать, преждевременно-неуклюжей выходке, и эта парочка только что вовсю перемывала мне косточки. Вот только к какому выводу они могут прийти, если ещё не определили нашу с Яном судьбину? Зуб готов отдать, лишь бы услышать продолжение их милой болтовни...»

Спексиндер меж тем неуклюже и несколько торопливо попрощался, после чего многозначительно и, как показалось Михелю, хитро бросил Адриану с порога:

— Ещё потолкуем.

«Конспиратор, смотри, выискался, — хмыкнул про себя Михель, а сердце упреждающе ёкнуло: — Ой, недоброе замышляется».

Адриан, явно под впечатлением разговора со спексиндером, принял Михеля несколько настороженно, но, выслушав его просьбу, успокоился и даже обрадовался, а главное для Михеля — согласился.

Выходя от шкипера и всё ещё ощущая на губах аромат поднесённого стаканчика — не чета матросскому низкосортному пойлу! — Михель улыбнулся: надо же, с двух стволов и оба — в цель.

IV

Ян на удивление споро схватывал Адрианову науку. С одной стороны, его подвигало чувство вины за то, что стал обузой, оказавшись не в состоянии полнокровно трудиться как прочие, с другой — подстёгивала полная готовность взяться за любое дело, способное рассеять багровую пелену ужасов и кошмаров. Адриан, убедившись, что в целом парень нормален — до тех пор, пока не пихнёшь ему под нос бадью, полную свежей крови, — стал охотно доверять ученику вахту. Кто ж не желает отдохнуть-побездельничать?! Втайне, правда, шкипер немного опасался вконец разлениться, но, как ни крути, валяться в тёплой каюте, давя лицом тюфяк, не в пример слаще, чем той же физией ловить солёные брызги да мокрый снег. Смущало Адриана одно: что Томас-спексиндер всё чаще оделяет его теперь неласковыми взорами да покряхтывает неодобрительно.