Морской узелок. Рассказы

— Он прибегает к своему излюбленному маневру обхода противника с левого фланга по направлению, обратному движению часовой стрелки. Все главные его силы теперь находятся между новой и старой Смоленскими дорогами. Сошлюсь на принца, прибывшего от Платова. Если вашей светлости будет угодно, он доложит, что за Колочей неприятеля нет, и обозы противника стоят без прикрытия. Все это показывает, что Наполеон избрал самое простое решение, как самое верное, лишенное риска. Он не хочет рисковать — значит, не уверен в победе. Шевардинский редут сделал свое дело. Мы выманили французов сюда. Теперь останется сделать то, что ваша светлость изволили предположить, то есть сдвинуть наши силы с правого фланга к левому. Против нашего правого фланга нельзя ждать никаких покушений. Однако ж нам нужно выиграть время, чтобы перевести войска с правого фланга на левый, а для сего полезно было бы показное движение наше против левого фланга противника. Внезапный удар по левому флангу заставит Наполеона задуматься и ослабит его натиск на наш левый фланг. Позволю себе заметить: если сам Наполеон думает, что играет шахматную партию, то он, играя черными, увяз на своем ферзевом фланге, собрал на нем все силы. Играя конями, мы заставим его задуматься над судьбой своего королевского фланга, и тем самым мы выиграем время.

Пристрастие Наполеона к шахматным сражениям было хорошо известно в среде русских генералов. Все поняли, что полковник Толь предлагает диверсионный рейд конницы в обход левого фланга французов, чтобы заставить их ослабить натиск на армию Багратиона.

Толь смолк и ждал, что скажет Кутузов. Подумав с минуту, Кутузов нажал кнопку брегета. Часы прозвонили девять.

— Хорошо. Очень хорошо. Отлично! — говорил Кутузов, поднимаясь на ноги.

Он повернулся к генералам и, ответив поклоном на их приветствия, обратился к Уварову, командующему первым кавалерийским корпусом:

— Федор Петрович, обсудите с полковником Толем, господином Клаузевицем и принцем и с богом предпринимайте. Сейчас в начале десятый. К полудню, надеюсь, ваше предприятие скажется…

Уваров откозырял, и вчетвером — с Толем, принцем Гессенским, своим корпусным обер-квартирмейстером Клаузевицем — они отошли в сторону, чтобы сговориться. Беннигсен нахмурился: даже эти мальчишки не подумали о том, чтобы выслушать его мнение! Он не преминул высказать его довольно громко:

— Пустая затея!

В эту минуту на холм галопом прискакал на взмыленном коне Голицын и, осадив коня перед Кутузовым, прокричал:

— Ваша светлость! На батарее Раевского взят в плен король Неаполитанский. Он ранен. Его несут сюда! Мы прогнали французов с кургана.

Известие о пленении лучшего из маршалов Наполеона вызвало радостные восклицания всех окружающих Кутузова. Сам он, не показывая радости, выразил сомнение:

— Неужели Наполеон уже бросил в атаку гвардейскую кавалерию? Рано… Однако надо оповестить войска о таком приятном событии… Генерал, — обратился светлейший к Беннигсену, — распорядитесь послать курьеров ко всем командирам частей с известием о плене Мюрата. Пусть скажут солдатам.

Беннигсен вспыхнул и побледнел: начальнику штаба верховного главнокомандующего показалось оскорбительным такое ничтожное поручение.

— Я полагаю… — начал он.

— Нет, нет! Это очень важно, — прервал его Кутузов, — это известие поднимет дух войск.

* * *

К Наполеону со всех сторон скакали ординарцы с донесением, что русские дерутся отменно. Три небольших окопа перед селом Семеновским в виде наконечников стрел, направленных острием в сторону противника, стали центром сражения. Три раза французы атаковали эти «флеши» («стрела» по-французски «флеш»), и три раза солдаты Багратиона отбрасывали их назад штыками. С таким же переменным успехом шел бой за Курганную батарею. Все посланцы Наполеоновых генералов передавали их просьбы о помощи. Наполеон отказывал всем. Только польскому корпусу Понятовского Наполеон оказал поддержку. Задачей Понятовского было зайти от села Ельня по старой Смоленской дороге в тыл русской армии. Понятовский ввязался в бой с корпусом генерала Тучкова и не мог своими силами выполнить задачу, которую повелитель французов считал очень важной.

Напрасно Мюрат умолял Наполеона пустить в дело гвардию. Сорок тысяч гвардии, праздно стоящей за Шевардином, могли быстро решить сражение в пользу французов.

— Нет, — решительно отказал Наполеон, — я еще неясно вижу шахматную доску!

Он приказал придвинуть пушки на тысячу шагов вперед к Семеновскому. Теперь против укрепленного центра русской армии гремели 400 французских орудий. Русские отвечали не меньшим числом. Наполеон не мог постигнуть, как это случилось, что русские, которых он семь лет тому назад гнал бичом артиллерии, словно стадо баранов, теперь сражаются львами…

V