Морской узелок. Рассказы

Все это промелькнуло в голове Кутузова мгновенным ярким сном. Кутузов расправил плечи и стряхнул наваждение сна: он знал по опыту, что больше утренних мгновений забытья не повторится. Ясная мысль мелькнула в голове: «Мы их заставим выложить карты на стол!»

Толь ловко впрыгнул в седло и проскакал перед Кутузовым налево.

— Хороший мальчик! — вслух подумал Кутузов по-французски.

— Вы изволите приказать, ваша светлость? — тоже по-французски ответил, став перед Кутузовым, его ординарец Голицын.

«Этот навсегда останется мальчиком, — думал Кутузов, молча любуясь Голицыным. — До чего хорош!»

У Голицыных в роду высокий рост, почему они и попадали из Пажеского корпуса в лейб-гвардии кирасирский полк. По-юношески тощий Голицын при росте великана казался еще выше. Он сбросил плащ на руки казака, и только тут Кутузов увидел, что Голицын в полной парадной форме корнета кирасирского полка. На голове сверкающая каска, увенчанная серебряным двуглавым орлом, на руках перчатки с раструбами; палаш на портупее из золоченых цепочек концом стальных ножен касался земли. Лицо Голицына сияло отвагой юности, а глаза горели готовностью кинуться по приказанию Кутузова куда угодно: он ждал самых опасных поручений.

— Корнет Голицын, — строго сказал Кутузов, — хотя форма одежды не объявлялась, ваш парад неуместен. Здесь бой, а не праздник. После боя доложитесь командиру эскадрона.

Лицо Голицына погасло.

— Переодеваться я тебя не пошлю, — обычным ласковым тоном продолжал Кутузов. — Поезжай, голубчик, в резерв артиллерии — выдвинуть Багратиону еще… сколько?

Кутузов прислушался к орудийному грому в левой части поля.

— У Наполеона против Багратиона, наверное, больше двухсот. У Багратиона полсотни пушек. Прикажи моим именем довести их число до двух сотен. Пусть Багратион моим именем, если захочет, прикажет вывезти на линию огня еще сколько нужно… Ведь мы с Бонапартом оба — артиллеристы.

Голицын поскакал исполнять приказание. За спиной Кутузова послышался оживленный, но сдержанный говор. У кутузовского знака собрались лица его свиты и штабные генералы (все были в походной форме) и тихо переговаривались, ожидая, когда Кутузов повернется к ним, чтобы обменяться приветствиями. Кутузов не оборачивался. Он не обернулся и услышав, что разговор стал общим: кто-то, вероятно, не одобрил его распоряжения, отданного им Голицыну. Кутузов догадывался кто и не ошибся. Из кучки за спиной Кутузова выступил вперед генерал Беннигсен и, склоняясь к правому его уху, сказал:

— Ваша светлость, если вам угодно…

Кутузов поник головой и сделал вид, что задремал…

Беннигсен отступил назад, повернулся к генералам и, пожав плечами, прошептал:

— Он, кажется, заснул!

* * *

Наполеон решил сам руководить главной ударной группой войск. Ей предстояло атаковать левое крыло русской армии. Поэтому Наполеон избрал себе место во время боя впереди Шевардинского редута. На этот редут французы наткнулись утром 5 сентября. Весь день и ночь на 6 сентября русские защищали редут с такой настойчивостью и отвагой, что Наполеону пришлось ввести в бой очень крупные силы. Он предполагал, что этот редут — передовое укрепление русского фронта — защищает левое крыло русской позиции. Сначала Наполеон думал взять редут конной атакой. Все атаки конницы окончились неудачей. Наполеон штурмовал редут двумя дивизиями пехоты. Русские ответили штыковой контратакой и отбили штурм. Тогда Наполеон направил против Шевардина около 40 тысяч отборных войск, и к ночи на 6-е число редут пал. Русские войска отошли в полночь, очевидно выполняя приказание главного командования; бой прекратился.

По числу убитых Наполеон убедился, что против его 40 тысяч сражалось едва 10 тысяч русских. Они погибли все, защищая редут. Особенно удивило Наполеона, что в бою не было взято пленных. А наутро Наполеон увидел, что Шевардинский редут никак не связан с передовой линией русских войск. Если сравнивать сражение с шахматной партией, то оказывалось, что Шевардинский редут был пешкой, выдвинутой вперед на два хода. Итак, Кутузов сделал первый ход, захватив инициативу в свой руки, — он играл белыми, а Наполеону предоставил играть черными. Наполеон избрал неправильный ответ и только наутро понял, что со стороны Кутузова шевардинский бой являлся сознательной «жертвой пешки». Наполеону пришлось играть сомнительную партию. Изменять план сражения в виду неприятеля, передвигая на новые поля крупные силы, стянутые к Шевардину, было поздно. Кутузов играл «гамбит»; то есть заставив Наполеона взять пешку, тем самым дал ему подножку. «Надо продолжать партию осторожно, избегая сложных комбинаций, отвоевывая у противника важные поля шахматной доски», — думал Наполеон. Кутузов связал его волю: эта связанность, сознание несвободы усиливали дурное настроение Наполеона, вызванное значительными потерями в шевардинском бою. Недаром Кутузов слыл хитрым обманщиком. Сам Наполеон звал его «хитрой старой лисой».