Морской волк. 1-я Трилогия (СИ)

Он оценил удобство ее предоставления. Эти «компьютеры», установленные пока здесь, в особо выделенном помещении, куда имел доступ (кроме охраны и техников) он один, оказались очень просты в пользовании. Включить и ничего не трогать, пока на экране не появится картинка — море до горизонта, и на ее фоне подписанные значки. Управляя манипулятором, подвести стрелку к выбранному, щелкнуть клавишей. Иерархическая система — папки (или каталоги), в них еще вложенные — каждая по выбранной теме, или по более узкому вопросу, в рамках ее. И в каждой папке был значок с названием Содержание, по которому на экране развертывался текст, кратко описывающий, что здесь в общем и что соответствует каждому из значков. Причем при выборе можно было видеть подобие страницы книги, рисунок или даже короткий фильм. Сложнее было разобраться, что однажды открытый «файл», как именовался такой объект, оставался на экране, в одном из нижних «слоев», которые можно было тасовать, как карты в колоде; открытый же можно было в любой момент закрыть, щелкнув на косой крестик в правом верхнем углу. Если же информация присутствовала еще и в бумажном виде, или только в бумажном, это также было указано. В таком случае он шел к стеллажу, где книги были расставлены в алфавитном порядке — и находил нужную. Не то чтобы он не доверял хитроумной машине — просто напечатанное казалось ему чуть более надежным, не могущим никуда исчезнуть — а значит, хотелось убедиться в наличии этих сведений на бумаге.

Военно-техническую информацию, описанную в каталоге наиболее подробно, он бегло просматривал, чтобы составить представление и запомнить, что есть в наличии — а после озадачить специалистов. Но, намного более важным казалось ему сейчас — понять, что представляют собой товарищи потомки. Мы материалисты — но, также бесспорно, что кадры решают все: и верные, умные, хорошо мотивированные люди всегда сумеют сделать больше, чем плохие кадры с гораздо лучшей техникой.

А потому, заглянув в «Историю Великой Отечественной войны 1941–1945», чтобы убедиться, что на фронте в ближайшие дни не случится никакой катастрофы, и с чувством удовлетворения просмотрев кадры девятого мая сорок пятого, День Победы и знамя над рейхстагом, он погрузился в изучение политической истории второй половины двадцатого века и духовного мира потомков, отраженного в их художественной литературе и фильмах.

Несколько книг прочел вдумчиво и внимательно, даже делая по привычке пометки карандашом (если книга на бумаге). Несколько — отложил в сторону или запомнил названия, про себя отметив, обязательно вернуться позже, когда будет время. Большинство — просто просмотрел, для общего впечатления. Прослушал музыку и песни, отметил, что понравилось, а что нет; пожалуй, некоторые из них, патриотичные, можно хоть сейчас выпускать в эфир.

Прочитав доклад Хрущева на Двадцатом съезде, Сталин лишь презрительно хмыкнул. Решил, значит, меня, как Иудушку Троцкого, — стереть, забыть, ошельмить, чтоб самому в белом? Так я все же при жизни, сильного и опасного противника — а ты меня уже мертвого, безответного? Когда-то вместе с Наденькой Аллилуевой учился в Промышленной академии и в секретарях там ходил — и уже решил, что можешь меня вот так? Я, значит, тиран и палач — а ты в тридцать седьмом директивы рассылал — больше врагов народа, без пощады. Резолюции твои на бумажках сохранились, да ведь и свидетели в пятьдесят шестом должны еще быть; в Москве и области ни одного репрессированого без подписи твоей быть не должно! Ладно бы для дела — мне, мертвому уже, все равно, стерпел бы, — но, ведь ты же такого наворочал, без разницы, вредитель или просто дурак — армию развалил, флот порезал, госбезопасность обессилил, власть дезорганизовал, сельское хозяйство развалил! А уж сына я тебе точно не прощу, Никитка, ты у меня за все ответишь! Но, дело ведь не в тебе одном?

Чем дальше Сталин читал — тем больше ему не нравилось. И ведь дело было не в «плане Даллеса», не в кознях империалистов — хотя они тоже сыграли свою роль. Страну и дело социализма сдали свои — причем не какая-то подпольная партия вроде новой РСДРП, а верхушка партии своей же. Не захотели быть дальше «слугами народа», пожелали в наследственные хозяева, чтоб в швейцарском банке счет и отдых в Ницце. Когда, как там у Ильича — «одни лишь лозунги, без теории и практики», а в действительности не веришь уже ни во что, кроме собственного блага? А как случай, сразу все в капиталисты подались — «заводовладелец, будь толстым и гордым, бей пролетария в хамскую морду»? Причем типаж этот Сталину был хорошо знаком. Еще в двадцатые появились уже в райкомах и обкомах такие аккуратные мальчики с портфелями, исполнительные, даже угодливые, все бумажки у них в образцовом порядке, значок с Лениным у сердца, правильные речи на собраниях — и обязательное стремление наверх, к более высокому посту. Персонаж в общем полезный и даже незаменимый, при достойном товарище как тень за его плечом — для поручений. Но, если тень не будет знать своего места, сама ничего не имея за душой?