Морской волк. 1-я Трилогия (СИ)

Ну а народ? Безмолвствовал. И потому что был приучен — партия это авангард, ну а в нем комитеты это как командиры, ЦК и Политбюро, штаб, и Сам, Первый — главком. И потому что что-то неладное творилось с идеей. Рисунки, плакаты, карикатуры тех времен, «перестройки», сильно похожей на растянувшийся Февраль семнадцатого — на одном плакате какие-то люди, наклоняясь, будто против сильного ветра, пытаются удержать флаг, который висит не шевелясь; на другом Красная площадь, демонстрация, на Мавзолее тогдашний Первый и его свита, и плакат под ними, золотом на красном — «Собственность КПСС неприкосновенна!». И это явление Сталину было хорошо знакомо — по годам более ранним: эсеровские и меньшевистские Советы и Комитеты после Февраля поначалу чертовски популярные, но, стремительно теряющие авторитет вместе с числом желающих их защищать; да ведь и пресловутое Учредительное собрание можно отнести туда же!

Ну а дальше — то, что при взгляде издали вызывало лишь омерзение. Все еще сильная, могучая страна, одна из двух сверхдержав — скатилась на уровень какого-нибудь Мадагаскара. Распад территории на части — причем в некоторых из подобных «государств» к власти пришли откровенные враги! — разруха как в гражданскую, заводы стоят, поля пустеют, армия расформировывается, инженеры торгуют куриными окорочками, а уголовная мразь становится властью.

Сталин был человеком Власти. Которая, в его понимании, была не суммой почестей, оказываемых нижестоящими, а возможностью строить. Создавать мир в соответствии со своим представлением об идеале. И этот идеал все же был — не сытость и комфорт для себя лично (каким богатством он себя окружил, что оставил потомкам?), а строительство Державы.

Потому ему было невыносимо больно узнать, что все им созданное — им, ведь Ильич был все же не больше чем революционером, гениально умевшим брать власть, но, не знавшим, что будет дальше — и все, что он построил и оставил после себя на земле, пойдет прахом через какие-то полвека. Затем поднялась и накатила холодная ярость. Ведь будет не конец света, не взрыв планеты Земля, а всего лишь очередная революция, то есть возмущение масс. Ну а с людьми он умеет работать. Не он ли сумел, приняв разоренную страну, обескровленную двумя войнами подряд, окруженную сильными державами, мечтавшими двинуть свои армии и начать вторжение, имея внутри многочисленных скрытых врагов, потерявших все, — не пасть, не быть раздавленным, а вывести эту страну в сверхдержавы всего за тридцать лет, секунда по меркам истории? Трудно, конечно, работать «на дистанции» — его не будет уже среди живых, когда развернутся те события. Но, обладая послезнанием, сделать можно многое.

Поработаем. Не впервой. И кажется из прочитанного, что он опустил руки после сорок пятого, решил расслабиться, двигаясь по колее. Теперь не дождетесь!

И что нужно первым делом? Правильно — кадры, которые все решают.

Звонок Поскребышеву.

— Лаврентий ждет? Приглашай!

Вернулся, значит, с Кавказа. Как мне доложили, чуть ли не самолично в Майкопе вышки взрывал, и едва ли не перед носом наступающих немцев. Конечно, «обстановка требовала», но, вот что важно сейчас, информации от потомков ты за этим занятием получить никак не мог. А я вот первым делом про тебя узнал — как ты в будущем? И лишь после дал отмашку — Кириллову не препятствовать, ведь наверняка же доложит тебе по полной программе, как положено непосредственному начальнику. Но, это и к лучшему, время тратить не надо, в курс вводить, ты уже знаешь. И ты мне не по приказу нужен. А по искреннему усердию — в одной лодке плывем.

— Ну, здравствуй, «английский шпион». Как же это ты так Никитке-то на зуб попался? Хватку потеряешь через десять лет?

— Иосиф Виссарионович, так кто ж знал? Теперь вот…

— Все прочел?

— Что успел, Иосиф Виссарионович.

— Антонова?

— Вот его — да. Прямо «Краткий курс», до двухтысячного. Что ценно по нашему периоду — можем сравнить.

— Это хорошо, что прочел, Лаврэнтий. Значит, понимаешь, ЧТО нам грозит. Я, кстати, и твою «перестройку» имею в виду, несостоявшуюся, в пятьдесят третьем. Ведь ты бы дров наломал не меньше Никитки. «Национальные кадры», руководящую роль партии отмэнить… Настолько это было вэроятно — что автор назвал единственной пользой от Никитки, что он тебе развэрнуться не дал. А то рванул бы Союз еще тогда.

Сталин сделал паузу. Берия ждал. Сталин продолжил:

— Не быть тебе Первым, Лаврэнтий. Съедят. Не перэживешь ты меня надолго. Зато Вторым ты — незамэнимый. Слова свои беру назад — что таких нет. Но, вот нет у тебя такого, «за Родину, за Сталина», и ничего с этим не сделать, Лаврэнтий. А у меня вот есть — и потому меня смэстить и арестовать нельзя, только убить можно. Читай!

— Что это?