Комсомолец, приехавший осваивать Дальний Восток, он мыл золото в диких лесах Камчатки. Был похищен японской разведкой, подвергался пыткам, но не выдал государственных и военных тайн, известных ему. Был расстрелян самураями, но ему повезло лишь прикинуться мертвым, и после вылезти из свежезарытой могилы. Пробираясь к советской границе, снова был схвачен японской жандармерией, но сумел притвориться, что является отбившимся от своей части японским солдатом, в чем ему помогло отличное знание японского языка. Тогда ничего не подозревавшие японцы предложили ему стать переводчиком в штабе. В этом качестве он объездил весь Китай, Маньчжурию, Корею – и всюду, связавшись с советской разведкой, выполнял секретные задания Генштаба РККА. В 1945 году он командовал организованным им собственноручно партизанским отрядом на захваченных японцами Курильских островах. Когда советские войска начали наступление, то решил перейти линию фронта, передав советскому командованию ценные разведданные. По пути убивает двух японских солдат, снимает с них подсумки с бриллиантами и золотыми монетами, желая передать эти ценности СССР, но для большей сохранности закапывает клад в землю – увы, частично потеряв память из-за пыток в сталинских застенках, он не может точно вспомнить место, так что ценности и сейчас лежат в зеленых полях острова Шумшу. Наконец он у своих, – но от волнения не может сказать по-русски ни слова. Тогда его, приняв за японского шпиона, начинают зверски пытать, – а затем, когда его личность установлена, бросают в лагерь за «измену Родине», выразившуюся в том, что он, находясь в японском Харбине, исключительно ради конспирации напечатал в местной белогвардейской газетенке стихотворение «Где воины микадо, там победа», так понравившееся японцам, что стало строевой песней какой-то из их частей.
И двадцать пять лет тюрьмы, четверть века, с 1945 по 1970 год, в бесчеловечных условиях заполярных лагерей! Когда лишь высочайшие духовные качества помогли выжить несчастному поэту в окружении грубых каторжников и мало отличавшихся от них солдат конвоя, – а больше там не было ни единой человеческой души на тысячи миль вокруг!
Итогом этих телесных и душевных страданий стал поэтический сборник «Прощай, противная Россия», с которым мы и намерены сейчас вас ознакомить.
Перед тем как начать, мы хотим особо выразить благодарность известной русской правозащитнице О. Л. Вербовой, исключительной заслугой которой и является сначала знакомство читателей с творчеством Бородинского, а затем организация выезда поэта из СССР[174]
.Обычное время охоты – ночь. Но тут туман с утра, висит пеленой, как дымзавеса, даже большой корабль максимум за милю можно различить. Здесь холодное Приморское течение сталкивается с теплым Цусимским, а оттого туманы часто. Особенно к осени, в августе-сентябре, – но и в июне бывают.
Стелятся по волнам два низких силуэта. Бурун под носом незаметен – «шнелльботы», бывшие немецкие «стотонники», не реданные, как большинство советских или американских торпедных катеров, а обычные, килевые. Так труднее скорость развить, корпус из воды не выходит при разгоне – зато на волне гораздо легче, боевой катер не гоночный, штилевую погоду не выбирает.
Радар один, на «семьсот пятом». Ну а ведомому, с номером на рубке «707» лишь повторять, «делай, как я». Должна быть хорошая охота, ведь крепко бьют наши самураев на Сахалине, а днем при хорошей видимости тут наша авиация работает, не дает снабжение и пополнение подвезти – зато сейчас японцам раздолье, проскочить через пролив. Ну так мы за тем и пришли, чтобы япошкам жизнь медом не казалась. Чтобы сполна им и за Цусиму отплатить, и за двадцатый год.